Тристан 1946

Искусство важней всего, и граф Люня остается по-прежнему вне конкуренции, но, прежде чем Екатерина в самом деле разложится, хорошо бы разложить ее в постели. У нее никогда не было корсета, но панцирь имеется. Люня сначала глядел на нее свысока, по-барски, потом сбавил тон. Она предпочитает разговаривать с ним, а не со мной, рассказывают друг дружке анекдоты, шутят. Франтишек прогнал своих слуг, а теперь не может успокоиться, звонит по телефону, уславливается о встрече, всякую канитель разводит: скажи ей то, ему это; мать беспокоится, почему он не пишет, замучилась с его собакой. Кася должна вернуться в больницу, Михал поступить в политехнический, на какие шиши они живут? Только из жалости я ему не сказал, где работает теперь его любимчик. Франек старше меня лет на десять, а хочет сделать из меня эдакого патриарха. Сам он не в силах разговаривать с ними — боится отрицательных эмоций, но дал слово его матери, что я с ними поговорю, наставлю на путь истинный. С какой стати? Сквозь панцирь все трудней разглядеть содержание.

Тем временем Екатерина расхаживает у меня в «Конюшне», будто ладья по шахматной доске, и способна любому сделать мат. Люди спрашивают: «Кто они?» «Может быть, ваши вкусы изменились?», «Может быть вы предпочитаете теперь m`enage 'a trois [42]?» — «Это очень бедные люди», — отвечаю я. «А как же сережки? — спрашивают — Неужели фальшивые?» Да, да, все фальшиво, и натурализм, и постимпрессионизм, и кубизм и абстракционизм, а всего фальшивее моя ситуация.

Катя читает объявления, бегает в поисках квартиры. Результатов никаких. По вечерам я не могу попасть в ванную, Михал, исполнив свои обязанности мусорщика, все время полощется в воде. Потом они запираются у себя или куда-нибудь уходят. Но что можно делать в Лондоне ночью, когда у тебя нет ни гроша? Как-то я подсунул ей «Ивнинг стандарт», обвел карандашом объявление.

— Вот! — говорю. — Это звучит солидно. Неплохое место, цена доступная.

Катя вдруг словно бы увяла. Волосы падают на глаза, губы дрожат.

— Драгги, похоже, что любая цена для нас недоступна.

— Что за чушь? Почему?

— А потому что сразу спрашивают: «Вы одна или с мужем?» — а я отвечаю: «Не одна и не с мужем».

— Ну и что из этого? В Англии никому не заглядывают в паспорт.

— Но цена сразу же становится недоступной.

— С чего ты это взяла?

— Потому что при смене местожительства displaced person [43]обязано отмечаться, и тут-то все и выходит наружу. Франтишек обо мне в полицию не докладывал. Миссис Маффет тоже мной не интересовалась, а ты вообще наплевал на это. А теперь мне самой приходится хлопотать.

— Брось его, пусть живет один, оставайся у меня.

Она отвела со лба волосы, посмотрела на меня спокойно, но только от ее взгляда у меня все внутри перевернулось.

— Драгги, — говорит, — пока Михал жив, я всегда буду с ним и любое место мне подходит.

Я вышел. Через минуту вернулся, а она сидит на том же месте, глаза опустила, не плачет и ничего не делает.

— Катя, darling, зачем же так убиваться, надо что-то делать. Я знаю, какая у Михала работенка.

Она не удивилась, подняла голову, молчит. Я расхрабрился и продолжаю:

— Ты думаешь, его надолго хватит? Отец его был важной шишкой там у них в стране, мать — Франтишек говорит, мать выглядит как графиня. А сын — мусорщик? Подумай сама.

Она глаз не поднимает.

— Что же мне делать? — спрашивает.

— Поди работать, а его уговори, пусть учится.

Она как сидела, так и сидит.

— В больницу я не вернусь, Драгги, и не думай, ни в больницу, ни к родителям и вообще ни к чему, что было раньше, потому что тогда я была Кэтлин, теперь — Кася, и с прошлым покончено.

— Вот это уже что-то определенное, но кто же говорит с тобой о родителях или про больницу, ведь ты можешь зарабатывать, а это все жалкие гроши. Давай я запишу тебя на эти курсы. Занятия по утрам. Всего несколько часов. Михаил…

Тут она рассердилась.

— Не смей называть его Михаилом… Он Михал или Майкл.

Ужасно смешно она выговаривает Михал, получается нечто вроде Микау.

— Ну, ладно, ладно, не буду. Микау ни о чем не узнает, начнешь зарабатывать, увидишь, как он взбодрится. Живите пока у меня.

Так началась карьера самого модного «лица сезона». Все оказалось так, как я и предвидел. Я отвел Екатерину на курсы для этих райских птичек, которые за один час меняют десять оперений. Мадам, как мне кажется из ста претенденток выбирает одну, но для мисс Лизи (от lizzard — ящерица) — так я представил миссис Брэдли — она сделала исключение по причине «своеобразия ее лица» и подходящих размеров ее талии и всего прочего. Еще до того, как мисс Лиззи кончила курсы, ее приметил один бойкий фотограф. Пригласил в свою студию, провел репетиции, сделал снимки и ринулся завоевывать модные журналы. Через месяц Кася с томным ртом, глазами, мечтательно глядевшими на мир из-под длинной челки, появилась на обложке «Вога» одетая в мешок стоимостью в сто фунтов стерлингов. У Кати стали водиться денежки, она прибегает с работы растрепанная, запыхавшаяся, только бы успеть, только бы вернуться до прихода Михала. А он как возил мусор, так и возит.