Триптих

Другой. Так мы не успеем. Все равно ты проиграл.

Лейтенант. А это мы еще посмотрим.

Другой. Тебе уже ничто не поможет.

Лейтенант. Давай оставим все как есть, а завтра доиграем. Ход мой.

Надевают куртки.

Радист. А все остальное — все, что было? Я тоже не хотел этому верить, приятель, — это намного удобнее, я знаю! Я тоже не хотел этому верить: люди, подвешенные за челюсть на крюк, детские башмачки с отрубленными ногами…

Эдуард. Перестань!

Радист. Я тоже не хотел этому верить. И все-таки это было, приятель, было: тысячи, сотни тысяч — задушенных газом, как саранча, обуглившихся, уничтоженных…

Эдуард. Перестань, слышишь?

Радист. Мир не прекрасен.

Эдуард. А ты думаешь, мы сегодня ночью сделаем его лучше?

Радист. А что нам делать? Я тебя спрашиваю. Дать себя перебить?

Эдуард. Наши бомбы не сделают его лучше — и нас тоже.

Радист. Так попытайся сделать это своей музыкой! Попытайся…

Эдуард. Я пытаюсь думать, вот и все!

Радист. Мы не можем иначе!

Эдуард. Возможно. В этом-то и вся чертовщина…

Пауза.

Радист. Когда еще были живы моя мать, мой отец, сестренка… Господи, я думал точно так же, как и ты. Есть одно-единственное право на земле — право для всех. Есть одна-единственная свобода, достойная этого названия, — свобода для всех. Есть один-единственный мир — мир для всех…

Эдуард. А теперь?

Радист. Я казался себе таким мудрым!

Эдуард. А теперь — теперь ты все потерял, и твою мудрость тоже?

Радист. Это не мудрость, Эдуард. То, что не выдерживает проверки жизнью, — это не мудрость! Это — иллюзия, мечтание, красивые слова.

Эдуард. Мы же сами дали их миру, красивые слова: мы говорили о праве, а сами несем насилие, мы говорили о мире, а сами порождаем ненависть, ненависть…

Радист. Ты не потерял ни матери, ни отца, ни сестренки… Ты не видел этого собственными глазами: моего отца они расстреляли перед дверью дома, он даже не успел спросить, что случилось… Мою сестренку они загнали в церковь вместе со всей деревней — с женщинами, девушками, грудными детьми, — а потом церковь подожгли — из огнеметов… Ты не видел этого собственными глазами. О, как я завидую таким, как ты.

Эдуард молчит.

Господи, я ведь тоже пытаюсь думать, не проходит и дня… За все это, думаю я, наступит, должна наступить кара.

Эдуард. Кара?

Радист. Кара эта не от нас…

Эдуард. А от кого же?

Радист. Нельзя издеваться над людьми и думать, что того, кто издевается, это не коснется — не коснется твоей матери, твоих детей… Кара эта не от нас… Их ложь, их высокомерие, их безумие — какое бы нам было до всего до этого дело, если б мы не стали их жертвами? Я знаю, есть много прекрасных занятий — играть на скрипке, читать книги, скакать на лошадях, растить детей…

Эдуард. Может быть, это было бы и лучше.

Радист. Нельзя жить в мире с дьяволом, если ты живешь с ним на одной планете. Остается только одно: быть сильнее дьявола!

Эдуард. Ты хочешь сказать — подавлять, целые пароды…

Радист. Я хочу сказать — стирать, стирать с лица земли…

Эдуард. Стирать с лица земли?

Радист (уже готов к вылету). Другого выхода нет.

Эдуард (еще возится). Я не верю в силу, никогда не поверю, даже если в один прекрасный день она окажется в наших руках. Нет силы, способной стереть дьявола с лица земли…

Радист. Почему же?

Эдуард. Везде, где есть сила, — там остается и дьявол…

Радист. Не говори! Проспись от своих мечтаний. Ты не видел этого собственными глазами — они просто дьяволы!..

Возвращается капитан с картой в руке.

Капитан. Господа!

Летчики строятся.

Задание у нас нелегкое. Наша задача заключается в следующем…

Бенджамин (остается в стороне). Странные мысли лезут в голову: может быть, мы катимся в пропасть, внезапно, и совсем не замечаем, что это — смерть. Мы совсем не подозреваем, где мы находимся. Вот в эту же секунду умирает девушка — мы с ней там познакомимся. Может быть, мы-то ее и убили. И это будет жизнь, которую мы могли бы прожить вместе. Это будет раскаяние, которое всех нас объединит… Вот что это будет.

Капитан. Бенджамин!

Бенджамин встает в строй.

Наша задача заключается в следующем…

Картина четвертая

Карл и его отец, учитель.

Карл. Мама погибла…

Учитель. Ты все еще не можешь в это поверить, Карл.

Карл. Мама погибла…

Учитель. Да, так вот, сынок. Она так радовалась, что ты приедешь. Все твердила: весной, весной приедет Карл…

Карл. Не будем больше говорить об этом.

Учитель. Ее засыпало, и найти никак не могут.

Карл. Что же дальше?

Учитель. Ты говоришь — что же дальше?

Карл. Весной, когда растает снег, весной я приеду на побывку. Сколько еще погибнет матерей — до весны, когда начнет таять снег…

Учитель. Ты не в себе. Что с тобой?

Карл. А где Мария?

Учитель. Мария жива.

Карл. Скажи мне правду!

Учитель. Мария жива, она наверху в комнате.

Карл. Мария жива…

Учитель. И с малышом вашим все в порядке.

Карл. Мария наверху в комнате…

Учитель. Мы все тебе написали, Карл; в их дом попала бомба; к счастью, Марии в это время там не было. Теперь она живет у нас вместе с ребенком.

Карл. Вот как бывает.

Учитель. Да.