Тринити

Теперь лишь обозначилась наглядно.

Мы ночью просыпаемся, крича,

И бьемся над одной и той же мыслью:

Как вынесли тогда слова "прощай!"

Всю огненность вмещаемого смысла?

Как мы могли додуматься, что мы,

Влекомы были жаждою слепою?!

Нет, тот огонь, что грел нас средь зимы,

Стоит, пожалуй, наравне с любовью.

Как мы горели, милый мой! Январь

Уже давно отпепелил снегами.

А дни текут, проходят, как слова,

Которым никогда не стать стихами.

- Мне нравится здесь, - сказал Владимир Сергеевич, - отрешенность и спокойствие. - Но, покинув территорию больницы, признался: - Анекдоты про сумасшедших, рассказанные ими самими, внушают беспокойство, поскольку вполне разумны.

- Если бы ситуация позволяла, - отрешенно произнес Решетов, - я бы забрал ее к себе на всю оставшуюся жизнь. Я испробовал все варианты, все модели - бесполезно. Дальше предсердия не прошла ни одна!

- А ты наплюй на ситуацию, - посоветовал ему Владимир Сергеевич. Своих любимых надо забирать и вытаскивать, где бы и в каких условностях они ни находились!

- Так и сделаю, - сказал Решетов. - Я верну ее. Мы с ней будем жить. Вот послушайте, как она обо мне пишет: - И он передал мне тетрадь, чтобы я озвучил очередное стихотворение, потому что сам уже просто не мог. Я начал читать.

Ранним утром, когда еще

лунный свет не погас,

я ищу тебя памятью

своих стонущих глаз,

а когда завершается

утром начатый круг,

я леплю тебя памятью

своих стонущих рук.

И лишь только когда уже

я почти не могу,

я зову тебя памятью

своих стонущих губ.

- Она до сих пор любит тебя, - сказал Владимир Сергеевич.

- Однозначно, мля, - подтвердил Мат. - Ее надо забрать отсюда, еп-тать. Она нормальная!

- Она не впускает к себе никакой новой информации, - сказал Артамонов. - И правильно делает.

- Я потрясен, господа, - признался я, будучи внутри всей этой истории, и передал тетрадь назад Решетову.

Вскоре группа отбыла в Москву.

...Находясь подле Макарона в течение последних шести месяцев, Настя не успевала удивляться одному событию, как тут же не успевала удивляться другому - такая плотность жизни! Столько всего нужно было успеть! А Владимир Сергеевич успевал. Ему хватало времени и на кампанию, и на нее, на Настю. Он не отмахивался от своей любимой, ссылаясь на политзанятость, всюду брал ее с собой. Она вытянулась, постройнела. Новый подход к питанию сделал свое дело - как ни крути, а пайка в детском доме не могла обеспечить вызревания той красоты Насти, которая была заложена в нее природой. Теперь, когда ни в чем себе не отказывала, она физически расцвела. Они с Владимиром Сергеевичем как бы тянулись навстречу друг другу. Она росла вперед, а он - назад, навстречу ей, молодея с каждым днем. Его улучшающееся состояние стало для них обыденным. Другим женам, вынужденным следить за мужьями и делать закупки рубашек, с каждым годом приходится подыскивать все большие и большие размеры. Обычно, когда женятся, начинают с сорочек сорок первого размера, а потом и не замечают, как переходят на сорок четвертый и круче. У Насти было все наоборот - первую рубашку Владимиру Сергеевичу она вместе с тетей Паней купила именно сорок шестого размера, а теперь он носил уже сорок второй и был близок к сорок первому. Костюм тоже раньше брался пятьдесят шестого размера и третьего роста, а теперь требовался сорок восьмой четвертый рост. Если раньше брюки приходилось подшивать, то теперь Владимир Сергеевич надевал их на себя прямо в магазине и продолжал прогулку.

Их отношения стали более романтичными и сплелись теснее виноградных лоз. Владимир Сергеевич и Настя обожали друг друга и не старались удерживаться от этого, давали волю чувствам, где бы эти порывы их ни заставали.

Как-то они отправились посидеть в один из ресторанов Татьяны - "Огниво Москвы".

- Пойдем сходим, пока гостиницу не разобрали до культурного слоя, предложил Владимир Сергеевич.

Они поднялись на лифте и уселись за памятным для Макарона столиком. Макарон рассказал Насте, как во время учебы они со Светой тоже вот так же отдыхали здесь, а рядом шушукалась парочка, похоже, журналисты, встретившиеся после долгих лет разлуки.

- Вот так когда-нибудь и мы пересечемся здесь с тобой, будем старыми, отпетыми, крашеными и будем так же без умолку болтать о своем несостоявшемся величии, - сказал я тогда Свете. - И видишь, почти так и случилось.

- Да какой же ты старый! - взмолилась Настя. - Ты помоложе иного молодого. Я рада, что ты ради меня так серьезно занимаешься здоровьем! Ведь нам с тобой рожать детей. Ты должен очиститься, это верно, но мне не хотелось бы беременеть именно сейчас. У тебя перманентный стресс от политики. Давай так, пусть закончатся выборы, мы с тобой куда-нибудь уедем и там зачнем.

- Идет, - согласился Владимир Сергеевич. - Праведная мысль.

- Я не хочу, чтобы на ребенке сказались нынешние переживания, неустойчивость момента и так далее. Мы любим друг друга, но нужно еще создать среду для зачатия, - вещала Настя, как опытная мать. - Оно должно произойти при полном штиле. Тогда я смогу быть уверенной в том, что ребенок будет здоров.