Тринити

Через некоторое время Владимиру Сергеевичу надоело надуманное регулярное переодевание. Он повыбрасывал все современные одежды от Кардена и прочей высокошвейной братии и велел пошить себе широченные клеша, накупил всяческих "водолазок" и джемперов типа "лапша", рубашек с широченными отложными воротниками и туфель на платформе. Где он только все это отрыл?! И еще пошил себе несколько щегольских военных мундиров - парадных и повседневных, почти генеральских по раскрою, но без погон. Увенчал свой гардероб Владимир Сергеевич новыми, с иголочки сапогами яловой кожи, которые стачал ему один известный сапожник по фамилии Страхов, мастер, обслуживающий байкеров с их мотоциклетным выпендрежем.

Поначалу имиджмейкеры кинулись возражать Макарону - мол, куда он вырядился! - но потом вгляделись и перестали перечить, сочли, что и так будет неплохо. Никто не понимал, почему Владимир Сергеевич поступил таким хамским образом. А его просто тянуло в юность, в молодость. В своем движении мозгами назад он уже почти дошел туда, откуда родом были эти одежды, а тело, как всегда, немного запаздывало.

Молодежь, встречавшаяся с Владимиром Сергеевичем Макаровым на факультете журналистики МГУ и в МГИМО, пищала от восторга, общаясь со столь шокирующим кандидатом. Они орали:

- Вы наш! Вы наш! Уважаем! Кам он! Ейс! - И в ритме рэпа тыркали вперед надломленными в локте руками со сжатыми кулаками на конце, а конкурентам показывали поднятый вверх средний палец ноги.

В перерывах между пробными встречами с избирателями Владимир Сергеевич и Настя гуляли по Тверской в районе мэрии.

Чувствовалось, что выборная команда начала работать вовсю - по улицам висели плакаты с фотографиями кандидата Макарова. Владимир Сергеевич заметил, что фотографии были взяты из его архива. На плакатах распластался какой-то пожилой дядька. Владимир Сергеевич позвонил Пересвету и посоветовал заменить плакаты.

- На паспорте заменили, а здесь оставили, - сказал он, впервые за всю кампанию продемонстрировав участие в своей кандидатской судьбе. - Надо все сделать по-новому.

На улице к Макарову подходили люди, здоровались, поздравляли. Позади и впереди маячили люди Бакутина и Петрунева. Но охранники даже широтой своих плеч не могли затмить личности кандидатата Макарова - граждане узнавали его сразу и протискивались, несмотря на плотные заслоны охраны.

Журналисты пытались прямо на тротуаре взять интервью и тут же отметались кордоном. Но кандидат Макаров притормаживал охрану в этих излишних мерах, возвращал журналистов назад и не отказывал им в беседах. Он не мог строить свои отношении с собратьями по старому перу таким вот изоляционным способом. Хорошим это не кончится, объяснял он службе своей безопасности, не допустите ко мне - они свалят к другим.

Когда от живого общения с людьми появлялась усталость, Владимир Сергеевич с Настей отрывались от охраны и скрывались в каком-нибудь людном месте. Они затаивались и, удостоверившись, что охранники выпустили их из виду, смело приступали к отдохновению.

В какой-то из вечеров, поступив вышеописанным образом, они оказались в кинотеатре "Пушкинский". В ожидании сеанса Владимир Сергеевич полистал газеты в фойе. На первых полосах - заслуга Артамонова - публиковались материалы, которые раскрывали суть произошедшего с кандидатом Макаровым в землянке и далее - политические последствия, и то, как это было грамотно использовано конкурентами на региональных выборах. Конкуренты применили недозволенный прием. Наш народ любит потерпевших, думал Владимир Сергеевич, и был благодарен Деборе за точность пера и тонкость мысли - по стилю и почерку он сразу угадал, что готовила тексты именно она.

В темноте зала, на дальних ложах с оттиском пухлых губ на входной дверце, Владимир Сергеевич полностью отдавался обратному течению времени. Ему для этого было достаточно держать в своих ладонях ладошку Насти. Как в детстве. Потом ладошка сползала, и перед глазами неслись картины той далекой поры и любви в зачаточных формах. Макарову вспомнилось, как они с одноклассницей сидят поздно вечером на бревнах, кругом холодрыга, а им тепло. Под ее кроличьей шубкой его руки. А там бугорки - прикладываешь к ним ладонь, чуть-чуть согнув, - и все умещается, потому что там почти ничего нет. И лифчик она еще не носит. Они договариваются встречать Новый год в компании и рассчитывают так - когда все направятся к столу, они опрометью метнутся на кухню, а там будет лежать в тазу с посудой запрятанный будильник, заведенный на двенадцать. Ровно в полночь он зазвенит, и они под шумок поцелуются. Задуманное не сбылось. Ее родители отправились встречать праздник в другое место.

Ночью у Владимира Сергеевича с Настей наступала другая жизнь.

Молодые шли в один из ресторанов Татьяны, где им были уготованы места, и подолгу сидели, отсеченные от публики. Владимир Сергеевич надевал цветную молодежную рубашку, джинсы плюс сабо на босу ногу, чтобы отдохнули уставшие пальцы.