Да, что верно, то верно, факт проституции доказать очень трудно. С этой проблемой сталкиваются сотрудники правоохранительных органов не только у нас в стране. И Барабас сейчас вполне откровенно указал на вариант защиты, по которому он собирается отводить от себя обвинения. Это Вадим понял.
Однако он и близко не мог предположить, какие слова собеседника последуют дальше.
— Однако, уважаемый гражданин следователь, я вам очень и очень признателен за очень ценную информацию, — после паузы продолжил директор.
— Не понял, — вскинул брови выше очков Вадим. — Что вы имеете в виду?
— Ну как же, — опять с ехидной патетикой проговорил Барабас. — Вы мне указали на то, что одна из наших работниц занимается делами, за которые наш Уголовный кодекс предусматривает определенные санкции. Мы, как солидная фирма, не можем мириться с наличием у нас подобных антиобщественных элементов. А потому мы будем вырывать их с корнем из нашей повседневной действительности, клеймить каленным железом, выметать из наших сплоченных рядов поганой метлой…
Вадим еще не понял, что произошло. Однако до него постепенно начало доходить, что случилось нечто непоправимое.
— Что вы имеете в виду? — напряженно повторил он.
От его уверенности уже не осталось и следа.
— Я? — переспросил директор.
Ну когда же, наконец, приедет этот чертов Шурф? Барабас чувствовал, что уже выдыхается, не зная, как дальше тянуть время.
— Да, вы. Что вы имеете в виду?
Да провались они пропадом, этот Шурф, этот Самусь, и все остальные вместе взятые!
— Я имею в виду, молодой человек, — размеренно выговорил исполнительный директор, — что сознавшаяся в совершении уголовно наказуемого преступления работавшая у нас Анна Кабанчук уже у нас не работает.
— То есть как? — изумленно спросил Вадим.
— Очень просто. Она только что уволена, получила на руки полный расчет и уже покинула стены нашего заведения, — твердо, без тени улыбки проговорил директор. — Поскольку она работала у нас только на договоре, ее трудовой книжки у нас и не было.
Вадим ошеломленно смотрел в это непроницаемое лицо. Да, это был удар!
— И где же она находится сейчас? — растерянно промямлил следователь.
— Понятия не имею, — по-прежнему безмятежно ответствовал Барабас. — С нарушителями действующих в стране законов нам не по пути. Думаю, что Анна, терзаемая раскаянием за свое моральное падение, уже умчалась на вокзал, села в поезд и следует к себе домой.
— Значит, она не москвичка? И откуда она к вам приехала? — раздавленный происшедшим, следователь задавал не слишком умные вопросы.
— Да откуда ж мне знать? — Барабас опять улыбался. — Помню только, что город, откуда родом бывшая наша работница Анна Кабанчук, начинается на букву «К»: Калуга, Краснодар, Калининград, Киев, Кустанай, Красноярск, Клайпеда, Красноводск, который нынче невесть за какие грехи переименовали в город Туркменбаши, Кушка, Карши… А может еще Краков, Канберра, Киншасса, Киото, Кабул, Кейптаун, Канзас-Сити, Картахена… Нет, не вспомню… У вас еще ко мне вопросы есть?
И тут, словно специально подгадав под этот вопрос, раздался уверенный и короткий стук в дверь. И она тут же распахнулась. В кабинет вошел Шурф.
Его так называли потому, что в свое время он работал взрывником на открытом угольном месторождении в Экибастузе. Кроме клички, он привез в столицу оттуда непоколебимые спокойствие и выдержку, великолепные пиротехнические навыки, твердые, никогда не дрожащие руки, крохотный шрам на шее, у самой сонной артерии, а также безграничную преданность Самусю, который оплатил баснословный счет за его лечение после неудачного взрыва.
Все, теперь Барабас может считать свою миссию выполненной.
— С вашего позволения я вас покину, — он с облегчением подскочил с места. — Тем более, что больше я ничем вам не могу быть полезен.
Не дожидаясь ответных слов выглядевшего совершенно раздавленным Вадима, он вышел в коридор. Больше происходящее в кабинете его не касается. Пусть дальше Шурф занимается следователем, пусть сам его выпроваживает. У Барабаса сейчас дело поважнее.
…Этот длинный коридор был задуман умным человеком. Об этом Барабас думал всякий раз, когда направлялся в его дальний конец. Широкий и хорошо освещенный в начале, где размещались кабинет начальника, касса, бухгалтерия и некоторые другие служебные помещения, он постепенно сужался и покато, по плавной дуге, опускался в подвал. Здесь и лампочки были потусклее, и располагались они реже… Короче говоря, любой человек, шествуя здесь, по мере продвижения вперед, чувствовал себя все более неуютно. И потому только тот, кому обязательно нужно было попасть вниз, доходил по нему до самого конца. Остальные, не слишком упорные, обязательно поворачивали обратно.
Исполнительный директор кафе бывал тут неоднократно. И ему нужно было пройти его до конца.