Тринадцатый сын Сатаны

В самом деле, где же Ашот? Он не мог не видеть или хотя бы не слышать, что происходило в комнате.

Вот ведь чушь какая: все мы знаем, что общение между мужчиной и женщиной отнюдь не ограничиваются разговорами о погоде — и в то же время стыдимся, когда кто-то посторонний узнает, что только что ты занимался сексом. Даже не совсем так, пусть не стыдимся, но во всяком случае испытываем некоторую неловкость.

Хозяйка, будучи не в силах пошевелиться, осталась сидеть на диване. Она опять горячо, до испарины на лбу, покраснела. Максимчук прошел на кухню.

Однако Ашота там не было. Когда он ушел, ни Александр, ни Яна не слышали. На столе лежала наспех написанная записка.

«Я уехал. Буду в конторе. Позвоню Вадьке. Есть мысли по поводу бульвара.»

Записка словно отрезвила, вырвала Максимчука из состояния любовной, а точнее сексуальной расслабленности. В конце концов, дело прежде всего. И так получилось все невероятно глупо, некрасиво, даже пошло.

Держа бумажку в руке, Александр вернулся в комнату. Яна неподвижно сидела там же, где он ее и оставил. Смотрела на мужчину выжидательно, настороженно, просительно… Как будто надеялась, что он скажет ей сейчас, что вообще никого с ним не было и никто о происшедшем никогда ничего не знает.

— Его нет, — ответил Александр на ее немой вопрос. — Он ушел, вот только записку оставил…

Женщина на глазах облегченно обмякла, даже откинулась на диване.

— Да и я пойду.

Максимчук сказал это решительно, не оставляя сомнения в том, что он и в самом деле уходит.

— А как же я?

Александр даже подивился стремительности смены ее настроения. А ведь поначалу Яна Казимировна не производила впечатление импульсивной женщины… Впрочем, наверное, эта ее нынешняя импульсивность психологически вполне объяснима. Просто вся нервозность ситуации, вырвавшая женщину из привычного размеренного ритма жизни, спровоцировала ее на несвойственные ей поступки… Одной оставаться страшно. Потому что с его уходом опять навалятся мысли и проблемы, связанные с отсутствием мужа… А тут еще добавятся новые: что в это дело вмешались правоохранительные органы, совершенно немыслимое любовное приключение, которое и приключением назвать-то стыдно и о самой вероятности которого она еще два часа назад даже не помышляла… Нет, теперь она еще больше боялась одиночества.

Но и Максимчук тоже не мог оставаться тут, с этой женщиной, которая своим поведением настолько запутала ситуацию. Нет, он ее не осуждал, он не собирался переваливать всю тяжесть греха на нее одну. Кто или что первично в такой ситуации, не принципиально — грех, пусть и не в равной степени, лежит на обоих. Александр просто констатировал факт: именно с ее подачи ситуация стала развиваться не по правилам, а потому ему нужно уходить.

— Мы с тобой, Янушка, и так сегодня глупостей натворили, — он постарался сказать эти слова помягче. — И не нужно их усугублять.

— Глупостей? — спросила женщина удивленно. — Ты считаешь это глупостью?

Сейчас она обидится, — понял Александр. Ну и пусть обижается. Быть может, это будет даже лучше. Потому что это упростит ситуацию. А любая конструкция чем проще, тем надежнее.

— Конечно. Потому что я ищу твоего мужа и роман с его женой в этой ситуации даже больше чем глупость… — и снова он не выдержал тона, попытался смягчить свои слова: — При других обстоятельствах я, может быть, был и рад…

И в этот момент зазвонил телефон. Они оба уставились на него. Ситуация продолжала развиваться по неведомому им сценарию.

Максимчук

Бульвар. Опять бульвар. Причем тут бульвар? С чего бы это он так вдруг заинтересовал Айвазяна именно теперь, когда Александр общался с Яной? Что он вдруг понял по поводу этого бульвара?..

Максимчук, зябко ежась, неторопливо шел по тротуару. И рассуждениями о непонятной записке Ашота старался отогнать мысли о том, что у него произошло с Яной. Да и вообще выбросить бы из головы всю эту историю, чтобы и не вспоминать никогда…