Тринадцатый пророк

В устах любой другой женщины это прозвучало бы как кокетство, приглашение или вызов. Но у неё было обычной вежливостью, так ответила бы она любому: старику с трясущейся головой или сопливому подростку.

– Давай, помогу. – Я подхватил её корзину.

– Не нужно! Я сама. – Почему-то воспротивилась она. Неужели у феминизма столь древние корни?

– Так нечестно, – возразил я. – Ты же помогла мне.

Магдалин на секунду задумалась.

– Ладно, но только до поворота.

Мы шли рядом, на плече у меня болтался свежевыстиранный хитон. Руки обнимали прохладную от влажного белья корзину.

– Ты девушка Равви? – спросил, не удержавшись.

– Что? – Секунду она в растерянности смотрела на меня, не сразу поняв, о чём идёт речь.

– Извини. Просто я подумал, что у такой красивой девушки обязательно должен быть приятель.

– Это совсем необязательно, – сказала она таким тоном, что я сразу понял: если хочу продолжать беседу, необходимо сменить тему.

Тропа резко сворачивала влево, к городским стенам. Магдалин остановилась.

– Я хотела сказать… – Она явно колебалась, стоит ли говорить со мной о чём-то важном для неё и, наконец, решилась. – Ему надо быть осторожнее. После сегодняшнего выступления в храме Каифа наверняка подаст жалобу в синедрион.

– Каифа – это тот нервный дедок, который ругал нас почём свет?

– Он – первосвященник Иудеи, – очень серьёзно сказала Магдалин.

– А что за синедрион?

– Высший духовный суд.

– Кажется, Равви не признаёт их авторитет?

– К сожалению, его признаёт Рим.

– Рим? – Я почесал затылок. – Разве этот ваш синедрион с Римом заодно?

– В засуху все звери пьют рядом… Ты же видишь, люди слушают Равви. Он сеет сомнение, заставляет людей думать, верить в себя, в то, что каждый из них значителен. Для него все равны, нищий, священник, император, и эти идеи многим ненавистны. Тот, за кем идёт больше десяти человек, опасен для любой власти… Они могут поступить с ним, как с Крестителем… – Магдалин снова опустила глаза. – Только Равви вряд ли послушает меня, и кого бы то ни было, кроме Того, кто над нами… – Магдалин быстро подняла глаза к небу.

– Если бы я мог запросто поболтать со Всевышним, я бы тоже никого не слушался, – сказал я.

Магдалин улыбнулась, и тем мне ещё больше понравилась. Люблю девушек с чувством юмора.

– Слушай, кто такой этот Креститель, о котором все говорят шёпотом? И что с ним случилось? – поинтересовался я.

Магдалин моментально посерьёзнела, даже посуровела, и я пожалел, что спросил.

– Его называли пророком, совестью человеческой. Он говорил людям в глаза правду об их грехах и пороках, не боясь никого, даже самого императора… – Она отвела глаза и тихо закончила: – Ему отрубили голову.

Я вдруг почувствовал, как у меня по спине пробежала стая холодных мурашек. Дикий народ! Рубить головы за несчастные проповеди?! Вновь всколыхнулось притупившееся желание бежать прочь, не разбирая дороги…

Я оправился от секундного столбняка. Женщина не смотрела на меня, и мне показалось, что всё поняла, и ей стало неловко и стыдно передо мной за свой народ. И мне тоже стало неловко и стыдно, что позволил ей почувствовать вину за то, в чём она была абсолютно неповинна. И разве в нашем цивилизованном двадцатом веке людей не приговаривали к смерти за убеждения? Как я могу судить, кто дал мне право?

– Прости, – сказал я. – Я не знал.

– Тебе не за что просить прощения, – сухо проговорила Магдалин, забирая корзину. – Спасибо за помощь.

– Не за что. – С жаром откликнулся я. – Если понадобится ещё что-нибудь… Крышу починить, забить гвоздь, забор покрасить…

– Спасибо.

Я снова ощутил лёгкий прилив досады от этого не выражавшего ничего, кроме убийственной вежливости, «спасибо».

– Может, тебя проводить?

Но Магдалин уже не слышала моего робкого вопроса. Она удалялась стремительно и легко, не оборачиваясь, как уходят женщины, чьи мысли устремлены в грядущее, нимало не беспокоясь о том, кто остался позади на перекрёстке пыльных дорог. И внезапно всё, кроме этого ухода, сделалось неважным, второстепенным. Мне отчаянно захотелось последовать за ней без вопросов, без раздумий, без страхов, без воспоминаний… Я стоял и смотрел ей вслед, словно ждал, что она обернётся и поманит, но этого не произошло, и я в очередной раз убедился в том, что чудес не хватает на всех.