Тринадцатый Койот (ЛП)

Бирн пожелал ей спокойной ночи. Он поднялся в свою комнату, а Делия осталась на крыльце, глядя на космос и думая о той власти, которую они имели над этими миллионами крошечных земных существ. Из-за этого человеческая жизнь казалась такой незначительной, особенно ее собственная. Часто из-за этого было трудно увидеть славу Божьей любви, трудно вообще рассматривать Его дар жизни как дар. Человечество было изгнано из рая. Теперь оставалось жить только в мире ужаса и боли. Она подумала о резких словах Гленна о продолжении рода и человеческих страданиях, о его жутком антинатализме и мрачном безбожии. Эти слова преследовали ее всегда, особенно когда они начинали звучать правдиво. Это заставило ее осознать, что он забрал у нее еще больше.

Часть ее умерла вместе со своей семьей, что-то вырванное из ее души когтями Койотов. Это была часть ее самой, более особенная, чем она предполагала, та часть человеческой натуры, которую принято считать само собой разумеющейся, пока ее внезапно не украли. Любовь так легко заменялась болью, сожалением и печалью. Это могло навредить так же сильно, как и исцелить, разрушить те самые вещи, которые оно создало. Теперь она поняла, что многое из того, что мы узнаем о любви, преподают нам те, кто никогда нас вообще не любил.

Она вернулась внутрь, переходя из одной темноты в другую. Вдалеке раздавались крики обычных койотов, охотящихся в темноте скалистой местности, жаждущих крови.

***

Гленн любил своего отца.

Его биологический отец был порядочным человеком, но он любил своего второго отца, пророка Торна, который вырастил его после набега на деревню. Большая группа кавалеристов въехала в общину культа и, застигнув жителей деревни за оргией среди освежеванных и подвергнутых вивисекции человеческих тел, обрушилась на них со всеми молотами закона. Гленн в ужасе наблюдал, как кавалеристы схватили леди Куиллу. Богиня закричала, заявляя о своем величии и предупреждая солдат о возмездии могущественного и ужасного бога инков Виракочи, того, кто обрушит свою месть на их головы, если они посмеют заковать ее в цепи.

Но кавалеристы не испытывали страха, и никакой гнев не спускался с небес, ни молнии с кончиков пальцев Виракочи, ни ангелов-мстителей с пылающими крыльями. А сама леди Куилла была шокирующе бессильна, что более чем пугало Гленна. Он был встревожен. Почему богиня не смогла победить простых смертных?

Он был еще больше потрясен, когда увидел, как Тимат, один из тех самых пророков, которые привели к ним леди Куиллу, замахнулся топором на нападавших, но был застрелен. Не было ни непобедимости, ни воскрешения. Одна пуля отняла у него жизнь, как и у любого другого человека. Это вызвало у юного Гленна болезненное чувство пустоты в животе. Пока жители деревни тщетно пытались спасти свою богиню, Торн отвел Гленна за соломенную лачугу и повел его через заросли кустарника, вытирая слезы после того, как увидел, как убили его брата.

“Почему она не остановит их?” - спросил Гленн.

Но Торн не ответил. Он помчал их через лес, оставив позади единственное место, где когда-либо жил Гленн, бросив жителей деревни, которые любили и восхваляли его, поклоняясь ему как золотому ребенку. После того, как Гленн пожертвовал своими родителями, Торн взял его к себе, став его новым и более могущественным отцом, что усилило восприятие Гленна как члена королевской семьи в деревне. Он покидал здесь нечто большее, чем дом; он покидал жизнь в роскоши и привилегиях, лишенный своей роли принца.

“Богиня Куилла”, - хныкал он, когда они убегали. “Пожалуйста...”

Они были единственными, кому удалось спастись.

В результате налета погибло несколько жителей деревни, а остальные были схвачены и доставлены в ближайшую тюрьму. Торн повел Гленна через пастбище, пока они не добрались до маленькой фермы и не украли лошадь из сарая. Они отправились на север, живя на деньги, которые Торн хранил в кожаном мешочке, - богатство, подаренное ему его поклонниками. Несколько дней они скакали верхом, Гленн ехал без седла, а Торн держался сзади. Они путешествовали по меняющемуся ландшафту, края огромных утесов уступали место песчаным тропам вдоль ручьев с пресной водой, где они раздевались и купались.

“Куда мы идем, отец?”

“Домой. Мой старый дом... и наш новый.”

Шесть дней спустя они прибыли на плантацию. На акрах хлопка африканские рабы трудились под безжалостным солнцем, лохмотья их одежды намокли и прилипли к истощенным телам. Торн спешился и помог Гленну сойти с лошади, и они подошли к особняку, двухэтажному особняку с огромными белыми колоннами, окруженному кольцом ярких от лета кленов. На переднем крыльце старая негритянка подметала. Когда она увидела Торна, то выпрямилась и подняла руку, чтобы прикрыть глаза.

“Молодой мастер Пит? Это вы?”

“Да, Эмми. Я вернулся.”

“Боже, боже. Я пойду и приведу мастера Шервуда. Ваш папа будет так рад вас видеть. - Она улыбнулась мальчику. “И ты привел гостя”.

“Это Гленн. С этого момента он будет жить с нами.”