Рифа украли в июле, воскресной ночью.
Еще в час ночи Риф был на месте. Когда Игорь, проводив Надю, шел к себе, Риф задышал и заскулил в щель сарая, застучал по доскам хвостом. Но Игорь не остановился, а пробежал к себе на четвертый. Взбегая на этаж, он слышал тонкий вой Рифа и думал, что делает недоброе, отводя вечернее время одной Наде. И нет времени для славного пса Рифа, нет для матери — нехорошо.
Игорь открыл дверь своим ключом и вошел. И застал на кухонном столе чайник, накрытый куклой-матрешкой. Он поднял ее подол и ощупал чайник — горячий. Поев, он лег спать. Лег и ощутил Надю, ее крепенькое тело, ее острые локотки. Славная, добрая…
— Славная, свавная… саванная… — шептал он засыпая.
Побежали белые собаки, и легло поле красных маков.
Все дальше в сон катился Игорь, а не засыпал. Он ждал слонов — они стали приходить в его сны две недели назад.
Собственно, этих слонов должен был видеть Никодимов — его посылали работать в Африку. Но тот заболел, и ехать предлагали теперь Игорю.
В первую же ночь после предложения ехать — к Игорю и пришли слоны. Они шли длинной вереницей, держась за хвостики друг другу.
Глаза слонов были маленькие и веселые, уши лохмато-черные, будто у Рифа. И так захотелось Игорю к веселым слонам.
Он попросил Надю ехать вместе с ним. Женой. Надя женой стать согласилась, но ехать отказалась решительно. При отказе ехать она даже головку несколько сбычила и сжала губы. Ему захотелось поцеловать ее, а слоны как-то отошли. Но только наяву, а во сне они приходили. И только они говорили Игорю о силе его желания.
Оно — было. Но ему мечталось ехать с Надей и Рифом. В Африке жить, работать, охотиться.
Наконец-то появились знакомцы-слоны, Игорь вздохнул легко и радостно, и тут же его разбудили. Будила мама, говоря:
— Ига, проснись… Ига, проснись… Ига, Ига, Ига…
Игорь слышал ее и не мог шевельнуться, слившийся с тяжелой кроватью. А мама стукала и стукала его своим голосом, будто резиновым пузырем. Тот скрипел:
— Нига… нига… нига… нига…
— Да проснись же! — крикнула мама.
Игорю не хотелось просыпаться. Он ходил по красным макам.
За полем рос лес в виде зеленой пены, из леса выходили один за другим слоны с черными мохнатыми ушами.
Слоны трубили:
— Нига-а-а!.. Нига-а-а!.. Нига-а!..
Над слонами и маками низилось фиолетовое небо. «Не хочу, — смутно думалось Игорю. — Не хочу просыпаться. Наверное, сердцем дурит Соня, и придется звать скорую… И все кончится валерьянкой… Не хочу просыпаться, хочу слонов с черными ушами».
— Господи! Спит как убитый! — вскрикнула мать.
Голос сестры, вполне здоровый.
— Загулялся… Игорь, Рифа украли! — крикнула она.
Игорь сел, ударив в пол пятками.
Горела настольная лампа, рисовала на потолке яркие кольца.
В длинных халатах стояли мама и сестра.
В окно входила зябкость. Пол холодил. И такая сонная слабость…
«Рифа украли». Игорь хотел сжать кулак, но пальцы его не собрались вместе.
— Рифа украли? А вы почем знаете? — спросил Игорь и увидел в дверях соседа. Лицо его сонное, бородатое. На лысине отблески.
Сосед искоса взглядывал на сестру.
— Не спалось мне, Сонечка, — говорил сосед и смотрел на Игоря темными засыпающими глазами.
— А дальше? — спросил Игорь и стал одеваться.
— Не спалось, — объяснял сосед. — Выпил я демидролу — не берет, сжевал пару таблеток ноксирона — черта лысого! Распахнул окно и высунулся. Вижу: около вашего сарая возятся. Думаю — пусть возятся. Лег я, поворочался. Вдруг припомнил — ведь кто-то постанывал. Не то резали, не то давили кого. Выглянул — сарай открыт. Схватил я со стены ружьишко я вниз. Подхожу, а собачка не лает. Пусто. Скакнул на улицу — одни кошки бегают. А ноги уже подкашиваются — от таблеток. Сюда с полчаса царапался.
— Господи, как же я без Рифика жить буду? — мама всплеснула руками.
Игорь подошел к окну: чернота двора, тусклые лампы, освещающие черные кубы сараев и сарайчиков. Свой — распахнут. Игорь сморщился, он четко помнил скулеж Рифа и стук его хвоста по доскам. «А я не подошел».
— Я бы вызвал милицию, — медленно говорил сосед. — Пусть ищут, по горячим этим… следам.
«Его ведут, привязали цепку и тянут», — думал Игорь.
— Гадюка! — вскрикнул он вдруг. — Гадюка!
И побежал вниз, гремя ступенями.
Выскочил, ударив дверью. Сунулся в сарай — пусто. От ноги его отлетел замок. Он пнул его и выскочил на улицу.
Схватясь за палисадник, рванул планку. Ударил ею по земле — брызнули щепки.
Он перевел дыхание и пошел большими, скользящими шагами. И проскальзывали назад тени домов.
В милиции немедленно собаку искать не захотели. Даже обиделись.
— Что вы, дорогой товарищ, шутите, здесь дела идут серьезнее.
— Но собака-то — породистая! — вскрикнул, ощутив сжиманье в горле, Игорь. — Ищете же вы часы или иную дрянь. Моя собака подороже десятка часов, она материальная ценность. Вот что!
— Какой она породы? — спросил дежурный из-за барьерчика. У дежурного лицо с широкими углами челюстей. Но глаза маленькие, а веки черные, будто надкрылья жука.
— Какой породы? — спросил он, помаргивая веками-крыльями.
— Крапчатый сеттер, — сказал Игорь. — Всесоюзная родословная. Белый, а по нему черный и коричневый крап.