— Замечательное интервью, — подытожила Таня. — А как бабушка умерла?
— Моя мама помешана на чистоте. Постоянно всё протирает, постоянно моет руки. Когда бабушка умирала, их было в квартире двое. Бабушка позвала маму попрощаться и благословить. Мама сказала: «Подожди, сейчас руки помою, подойду». Помыла, вытерла руки, пришла к бабушке, а та уже умерла. Так мама и осталась без благословения. Всё это сама мама потом рассказывала со слезами на глазах. А с папой я всё пытаюсь побеседовать, поговорить по душам. Разузнать, — откуда, что, куда и где? Спрашиваю его о смысле жизни, а он молчит, как партизан на допросе.
— Теперь о тебе узнает весь мир, — сказала Таня и выключила диктофон.
Выглянув из комнаты, журналистка увидела Бунтова, сидящего на кухне. В её голове тотчас созрел коварный план. Спросив разрешения маленькой хозяйки, она достала из шкафа халат её мамы Аллы, надела его на голое тело, взяла полотенце и пошла умываться.
Из ванной комнаты Таня прошла на кухню и повесила полотенце сушиться на одну из натянутых под потолком лесок. И сделала это так, чтобы халат при этом распахнулся, как театральный занавес прямо перед носом Бунтова.
Что случилось с директором комиссионного, подробно опишем в следующих главах, а Таня тем временем, довольная произведённым эффектом, с разрешения Аникуши переоделась в одно из платьев Аллы.
Попрощавшись с девочкой, журналистка пошла к Лене-Танец, устроившей её на работу проституткой, за своей половиной от семиста долларов.
— С шестидесяти, — с порога поправила её подруга.
— Я сама видела, как за меня платили семьсот, — настаивала Будильник, которой не столько нужны были деньги, как важен принцип.
— Вот твоя тридцатка, — устало сказала Лена, протягивая деньги. — Забирай и проваливай, мне, чтобы хорошо выглядеть, надо выспаться.
Таня взяла три десятидолларовые бумажки, скомкала их в кулаке и бросила на кафельный пол у входной двери. Развернулась и побежала вниз по ступеням.
Лена подобрала американские деньги и закрыла дверь. Через минуту послышался новый звонок. На пороге снова стояла Таня.
— Давай их сюда, — приказала она так называемой Отоливе.
— Чего тебе давать?
— Жалкую тридцатку.
— Ты их на лестнице бросила, там и ищи, — спокойно, но твердо ответила Лена и захлопнула дверь перед носом подруги.
И сколько журналистка ни звонила, ни стучала в дверь, ей больше не открыли. Не зная, куда идти, Таня зашла в магазин за минералкой. И в отделе «Вино-воды» увидела такую картину.
Пожилая продавщица давала через прилавок десятилетнему мальчику две литровые бутылки водки.
— А донесёшь ли ты их, деточка? — спросила Будильник, опешившая от увиденного.
— Вот и я думаю, может, мне одну прямо здесь жахнуть? — смеясь, сказал мальчишка и, подмигнув продавщице, пошёл на выход.
— Что вы делаете? — обратилась Таня к женщине за прилавком.
— Но не сам же он будет пить, — успокаивала та. — Пить будут взрослые, солидные люди.
— Где ваше руководство?
— Дома.
— Говорите адрес.
— В тринадцатом дворе она живёт. В ближайшем к магазину доме, квартира номер один, — с готовностью продиктовала адрес бессовестная торговка.
«Что в головах у этих людей», — возмущалась по дороге Таня.
Она зашла во двор, увидела на торце дома номер, — «тринадцать, корпус один» и пошла вдоль дома к первому подъезду.
Продавщица, отпустившая спиртное мальчику, была матерью покойного Юрка Дерезы, а Доминику приходилась бабушкой. Внук ежедневно ходил к бабушке в магазин для моциона и приносил домой «взрослые товары», помогая тем самым маме.
Руководство магазина в лице Нины Начинкиной проживало в доме тринадцать, у которого не было корпуса. Следовательно, в первом корпусе Таня найти директора магазина не могла. Помотавшись по двору и расспросив жильцов во дворе, журналистка, наконец, позвонила в нужную ей квартиру. Каково же было её удивление, когда дверь открыл тот самый мальчик, которому продали водку. Он стоял на пороге с сигаретой в зубах и держал в руке бутылку пива.
— Родители дома? — спросила журналистка.
— А по мне не видно? — вопросом на вопрос ответил мальчик.
Только тут в голове у Будильник что-то щёлкнуло. Таня догадалась, что пришла в квартиру Нины Начинкиной и с ней разговаривает тот самый знаменитый Доминик, о котором говорил ей Ваня. Она решила взять интервью и у этого малолетнего уникума.
— Я — дочка Зины Угаровой, работаю в газете. Можно с тобой побеседовать? — спросила журналистка.
— Ну что ж, давайте побеседуем, — ответил Дереза, — проходите.
Таня говорила и вела себя лукаво. Доминик ей стал подыгрывать, притворяясь дурачком.
— Я беру интервью у всех гениальных людей, — сказала Будильник. — Почему вы на меня не смотрите?
— У меня такой пронзительный взгляд, — отвечал мальчик, — что я даже боюсь смотреть на своё отражение в зеркале. Причина только в этом. Только поэтому не смотрю в глаза людям. Смотрю в сторону, в пол, в потолок или сижу в темноте, закрыв глаза, притворяясь, что сплю.
— И что же вы видите в своих снах?
— Что вы — моя жена, — предельно искренно солгал Доминик.
Таня засмеялась.