Тринадцатый час

— Ваш пистолет в нашем сейфе, вы получите его, как только мы все оформим.

Ник взял конверт Маркуса и письмо европейца, радуясь, что Шеннон не стал в них заглядывать, и спрятал их в карман пиджака.

— Шеннон, что ты делаешь, черт бы тебя побрал? — послышался голос Дэнса. На нем был синий пиджак, белая рубашка и галстук в синюю полоску; тяготы сегодняшнего дня еще не успели отразиться на его внешнем виде.

— Где ты болтаешься все утро? — крикнул в ответ Шеннон. — Я уже несколько часов не могу тебя найти, а потом мне приходится разбираться с какой-то ерундой, которую ты на меня свалил.

Дэнс ворвался в коридор, прошел мимо Шеннона, схватил Ника за руку и потащил его за собой.

— Эй! — крикнул Шеннон. — Что ты делаешь, черт побери?

Дэнс продолжал тащить Ника по коридору. Он открыл большую металлическую дверь, за которой обнаружились пять тюремных камер.

— Итан, отпусти его. Он не сделал ничего плохого.

— Шеннон всегда был чувствительной натурой, — сказал Дэнс Нику.

Распахнув дверь первой камеры, он втолкнул Ника внутрь и с грохотом захлопнул за ним дверь. Посреди камеры размером десять на десять футов с решетчатыми стенами стояли два складных стула, а к стене была приделана деревянная скамья.

— Что ты делаешь? — спросил Шеннон, входя следом за Дэнсом. — Отпусти его. Его жена едва не оказалась в том самом самолете. Кроме того, ты на самом деле перед ним в долгу: он нашел твой медальон святого Христофора, который ты потерял.

— Что? — Дэнс наклонил голову. — Я ничего не терял.

В воздухе повисла напряженная тишина.

Боб и Итан вышли, закрыв за собой дверь.

— Что происходит, черт возьми? — настойчиво спросил Шеннон.

— Может, все-таки скажешь, с чего вдруг решил его отпустить? — сказал Дэнс.

— За что его задерживать? Единственное, что он сделал, — оказался не в том месте не в то время… — Шеннон замолчал. — И ты так и не ответил на мой вопрос. Где ты был, черт побери?

Шеннон был на несколько дюймов выше и фунтов на двадцать тяжелее, но это не помешало Дэнсу приблизиться к нему вплотную, глядя на него, словно на бродячего пса.

— Это ты послушай меня, — сказал Дэнс. — С каких это пор ты начал за мной присматривать? Ты работаешь здесь исключительно по моей милости, а вовсе не капитана или кого-то еще. Я дал тебе работу и точно так же могу ее забрать. И учти, если решу лишить тебя работы — просто сообщу кое-что в службу внутренней безопасности.

— Вот только этого не надо, — бросил в ответ Шеннон. — Ни у тебя, ни у них ничего против меня нет. Я чист как стеклышко.

— В самом деле? Как насчет пяти штук, которые ты получил от наркодилеров в прошлом году?

— Чушь. Ты дал мне те деньги, сунул их мне в карман, — Шеннон ткнул пальцем в двоюродного брата. — И я тут же отдал их тебе обратно. Я не желаю иметь ничего общего с твоими делишками.

— Странно, а я помню совсем другое, — насмешливо проговорил Дэнс.

— Хочешь подставить родную душу?

— То, что мы двоюродные братья, вовсе не значит, что мы родные души. Слава богу, у наших родителей нет ничего общего.

— Ты что-то натворил, — сказал Боб. — Я вижу по твоим глазам. И получилось все вовсе не так, как ты хотел, верно? Иначе ты улыбался бы до ушей, даже несмотря на двести погибших в авиакатастрофе. Что ты сделал, а? И какое к этому имеет отношение Куинн?

Дэнс открыл дверь в помещение с камерами и повернулся к Шеннону.

— Отправляйся на место катастрофы и подумай как следует о собственном будущем. — Дэнс помолчал. — И не забывай, от кого оно зависит.

Вставив ключ в замочную скважину, Дэнс открыл тяжелую зарешеченную дверь и шагнул в камеру. Закрыв дверь за собой, положил ключ в карман. В руках он держал корзинку с вещами Ника, который сидел посреди камеры на складном стуле, глядя на потертые часы на стене.

Итан помахал корзинкой перед глазами Ника. В ней лежали бумажник Пола Дрейфуса, его собственный бумажник, мобильный телефон, ключи, на которые он не обращал внимания, предпочитая смотреть на стену, но взгляд его то и дело невольно падал на лежавшие в корзинке золотые часы. Только они волновали его сейчас — не ключ от камеры в кармане Дэнса, который мог бы позволить ему освободиться из заточения, не его собственные ключи, с которыми он мог бы сесть в машину и уехать. Главным для него сейчас было вернуть часы.

Дэнс отодвинул корзинку в сторону, словно издевательски напоминая, кто здесь сейчас главный.

— Неплохие у тебя часы, — сказал он, доставая их из корзинки, повертел часы в руках, провел пальцем по золотому корпусу, по заводной головке. Открыв их, посмотрел на циферблат в староанглийском стиле. — Старинная вещь. От отца досталась или, может, от деда? Наверное, очень дорога твоему сердцу? «Fugit inreparabile tempus», — прочитал он надпись. — Уверен, ты очень расстроишься, если лишишься их, верно? — Дэнс убрал часы в правый карман пиджака.

Два конверта в кармане Ника словно жгли его огнем. Если Дэнс найдет их, увидит страничку из «Уолл-стрит джорнал», прочитает письмо, где говорится про часы… В ушах его эхом отдались слова Маркуса: «…не в те руки…» Ник знал, что нет рук хуже, чем руки Итана.