Вот я, наконец, и сам узнал свое родовое имя. Мягко сказать — знаменитое! Но как парень, принадлежащий к древнему патрицианскому роду, оказался в далекой мятежной Иудее?! Непонятно. И Слово по этому поводу молчало, как убитое. Хоть бы тренькнуло что-нибудь…
— Салве, Лонгин! За что ты арестовываешь Марка? — Петроний положил ладонь на рукоять своего гладиуса
— Руки прочь от мечей! — грозно произнес центурион — Именем Кесаря!
— Ох, какие громкие слова…! — развел руками Петроний — Марк вообще-то служит в моей центурии!
— Так если он в твоей центурии — окрысился Лонгин — Какого mentula парень вырезал язык первосвященнику Анне?! Где ты был?! Весь этот долбанный Иерусалим уже кипит, как огромный котел со смолой, наши войска еле сдерживают на улицах обезумевших от гнева иудеев! А завтра на Пейсах в город придут еще тысячи и тысячи людей — что нам тогда прикажешь делать? Жена Понтия Прокула уже вещи собирает!
Я увидел как легионеры качают головами. Нет… Не тот человек Понтий, чтобы трусливо бежать из города. Жесткий служака, выбившийся в наместники Иудеи можно сказать с самого низа — из сословия всадников, ведь род Пилатов не принадлежал к патрициям. Интриган и казнокрад — да. Но точно не трус, испугавшийся толпы.
— А вы отдайте меня Каиафе — я положил руку на плечо Петронию, заставляя его сделать шаг назад и успокоиться — Он же этого требует? Так пусть и меня распнут, как этого невинного назаретянина.
Легионеры вокруг нахмурились. Дион опять взялся за меч. Повисла тяжелая тишина. Распять римского гражданина, да еще как выяснилось из рода Юлиев — это вам не кабан чихнул. Думаю, даже Пилат не имеет права меня осудить — пошлет запрос в Рим. И все же — как оказался Юлий в заштатном легионе на самой окраине Империи — кто мне объяснит?
— Отойдем на два слова — я кивнул Лонгину в сторону валуна, который закрывал пещеру. От него все также “фонило” светом и энергией, там я чувствовал себя совсем другим человеком. Да и человеком ли?
— Лонгин, ты же понимаешь, что этот нарыв рано или поздно бы лопнул? — я оперся рукой на камень рядом с валуном — Сколько раз иудеи уже восставали против власти Рима?
— Я застал только один крупный бунт — буркнул центурион, трогая глаз под повязкой — когда Понтий взял храмовые деньги на строительство акведука. Нет, Марк, я все понимаю. Наш Цезарь даровал евреям все блага цивилизации — от римского права до водопровода, а эти дикари… — Сотник зло сплюнул — спят и видят, как бы им залечь обратно в свою грязную канаву. Еще и бунтуют каждый год. Может, и правильно с Анной ты поступил. Но видит Юпитер, как же все это не вовремя!
А разве бунты вообще случались когда-нибудь вовремя? Вопрос в другом — сможет ли Пилат правильно воспользоваться выпавшим шансом. Хватит ли у него решимости безжалостно подавить мятежников? Посмотрим. А пока…
—…Что с глазом? — кивнул я на повязку Сотника, меняя тему.
— Сам не пойму — тяжело вздохнул Лонгин — Как Назаретянин умер — я по всем правилам убедился в его смерти. Ткнул копьем под ребро. Но почему-то из раны брызнула кровь. Попало мне в глаз, теперь от боли сам на этот крест готов залезть.
— Открой, я посмотрю — я подошел к Сотнику поближе
— Разве ты лекарь? — подозрительно уставился на меня Лонгин, но повязку все-таки, помедлив, снял
Правый глаз закрывало огромное желтое бельмо. Кара божья…
— Уже и не вижу им ничего — пояснил центурион — Жертву богам принес. Козленка. Белого. Не помогло.
— Не тем богам принес — проворчал я, изучая бельмо. Может, попробовать вылечить глаз с помощью моих новых способностей? В конце концов, что я теряю?
— Сядь и сними шлем — я ткнул пальцем в камень, от которого только что отошел. Лонгин поколебавшись присел, стащил шлем.
Я возложил руки на его голову сосредоточился на Свете внутри меня. Сейчас он не был однородным, и в разных частях тела пульсировал по-разному. Я чутко прислушался к звучащему Слову и потянулся к Свету. Это оказалось совсем легко. Видимо сказывалась близость пещеры с телом Иисуса. Слово росло внутри меня, набухало торжественным набатом. И Свет вдруг легко заструился по рукам, собираясь в ладонях. А я направил его — как недавно в меч — в голову Лонгина, водя пальцами вокруг глазницы, как бы массируя ее невесомым движением.
Позади дружно охнули легионеры, о чем-то быстро забубнили между собой евреи. Дабы придать происходящему видимость ритуала, я начал по-русски читать молитву:
Го́споди, Иису́се Христе́, Сы́не Бо́жий, поми́луй нас гре́шных…
Слова молитвы лились из меня свободно, будто я повторял их до этого тысячи раз. И это было очень странно, очень…! Потому что в храм я в прошлой жизни не ходил и церковных обрядов не признавал в принципе. Существование Бога как Создателя не отрицал — глупо было бы не верить в него после личного знакомства с его Аватарами. Но необходимость в посредниках в рясах, которые научат меня “правильно” верить, я всегда подвергал большому сомнению. И вот теперь сам изрекаю людям истины и творю молитвы во славу Господа. Дожил…
Лонгин под руками задергался, замычал от боли. Легионеры зашумели, Петроний выкрикнул: