Тринадцатый апостол

Гил собрал полосы меди, разбросанные по столу и по полу. Хотя они были всего лишь кусками мало что значащей копии уже известного документа, он все же осторожно поместил их в старый деревянный ларец, который вновь обернул одеялом. Пара полос, может, и прячется под расшвырянными телами, подумалось ему мельком, но у него не было ни времени, ни сил, ни выдержки, чтобы переворачивать мертвецов. Полиция наверняка распутает когда-нибудь все это дело. То, что он унесет прямые улики и предположительно не оставит других, может позволить ему выиграть несколько дополнительных дней.

«Разумеется, если они не сочтут, что я один все это устроил».

Если бы Сабби была жива, они бы, возможно, перекинулись шутками по поводу неуклонно растущего списка его преступлений. Теперь же, совсем неожиданно, перед ним замаячило реальное обвинение во множественном убийстве.

Задняя дверь в дом Сарками так и оставалась открытой. В ней болтались сломанные замки. Войдя внутрь, Гил подпер дверь каким-то комодом. Это создавало всего лишь иллюзию защищенности, но он сомневался, что за ним кто-то следил. По крайней мере, не на данном этапе. Кроме того, если кому-то приспичит причинить ему зло, достаточно посильней толкнуть в дверь, опрокинуть комод, и дело в шляпе. А в остальном сойдет и так.

Хумус засох, пита зачерствела, а холодный чай кто-то сильно пересластил. Но он был так голоден, что все это показалось ему самой вкусной едой, какая только может существовать. Гил расправился с первой порцией в одно мгновение и решил отдохнуть, прежде чем совершить следующий набег на кухню Сарками.

Он оглядел комнату. В ее беспорядке просматривалась некая логика. В том, как установлены лампы, разложены инструменты, записи, книги. Организованность явно наличествовала, и имелся шанс уловить ее, если дать себе время как следует приглядеться к очевидным вещам.

«Дерево лучше всего прятать в лесу. Лучше всего что-то таить в хаосе, в беспорядке, в фальшивом нагромождении всякой всячины… в его центре».

Неожиданно Гил встрепенулся. «Лучшее место…» Это были последние слова Сабби. Он уверенно поднялся, подошел к столу, тщательно застеленному белой тканью, и поднес ладони к медному свитку, лежавшему посреди медных полос, обрывков пергамента и других документов. Его овеяло знакомым теплом. И кроме того… свиток не был разрезан! От внезапного прилива радости его сердце забилось сильней.

Это был тот самый свиток, за который одни готовы были убить, а другие отдать свои жизни, и он был тут, в этой комнате, когда люди Малуки схватили Гила. Он находился совсем рядом, прямо у них под носом, но они увидели только то, что ожидали увидеть: какие-то бесполезные копии, дожидавшиеся отправки в музей.

Это был блестящий план, очень смелый. Сарками знал своего врага, знал его слабые стороны, он понадеялся на свое знание. Гил ломал голову, принимала ли Сабби участие в решении оставить настоящий свиток на видном месте. Он получил ответ на этот вопрос даже быстрее, чем ожидал.

В мастерской, находящейся в его полном распоряжении, Гил подготовил свиток к транспортировке. Аккуратно заворачивая документ в разорванную на несколько частей ткань, он поймал себя на мысли, что не имеет понятия, куда ему двигать дальше. Лучшим вариантом казалось направиться обратно в Штаты.

Секунду подумав (Маккалум ведь все еще там, а не где-то!), Гил решил, что возвращение домой, похоже, не самое мудрое из решений. Кроме того, что ему делать со свитком в городе небоскребов? Разве что дать объявление в «Нью-Йорк таймс»? Так, мол, и так, уведомляем верховного цадика, что кое у кого имеется вещь возрастом в две тысячи лет, необходимая оному праведнику для спасения человечества.

Гил засунул свиток в свой пустой рюкзак, подобранный с пола. Нужно бы уложить его получше, подумал он. Потом сдвинул в сторону все, что перед ним находилось, добавив к образовавшемуся вороху те медные полосы, что прибыли с ним со склада, и стянул со стола покрывавшую его белую ткань. Из-под нее вывалился какой-то конвертик. Он упал к его ногам. «Тому, кого это может интересовать», — гласила надпись, сделанная разборчивым почерком Сабби.

Внутри конвертика обнаружились известные строки Роберта Фроста, также начертанные ее рукой. В них имелись две важные поправки, которые и сказали Гилу все, что ему было нужно.

Прекрасен лес, дремучий и густой,
Но должен обещанье ты исполнить,
И мили прошагать, и сна не ведать.
И мили прошагать, и сна не ведать.

Гил осторожно положил записку на свиток, уже угнездившийся в рюкзаке. Кроме того, он опустил туда паспорт с именем Арнольда Ладлоу и со своим собственным фото.

В робком предчувствии он поднес к лицу белую ткань. Как он и надеялся, она пахла ванилью. Точно так же, как и свитер Сабби, который был на ней в часовне всего лишь несколько дней назад.

Гил прижал ткань к груди и свободной рукой закрыл рюкзак. Завтра драгоценный груз, скрытый в нем, обретет мягкое ложе. Но не теперь.