Тринадцатый

– А за что вы ополчились на крыс или насекомых? Они просто вызывают у вас омерзение, не так ли? Люди порождают у меня схожие чувства. Я ненавижу вас. Вы самые никчемные существа во Вселенной. И меня воротит от мысли, что у вас есть право раскаяться, – глаза Анатаса почернели. – Извини, я отвлекся от нашей беседы. Вижу, ты заинтересовался виллой прокуратора? Смотришь на нее, словно впервые видишь. А ведь ты был его другом. Генерал Черного легиона, самый преданный и непобедимый цепной пес Рима. Ты был лучшим другом не только Понтия, но и самого императора. Беспощадный, бескомпромиссный, безжалостный военный гений того времени. Одно твое имя заставляло врагов трепетать. Один вид твоего легиона вызывал панику в рядах противника.

– Я не понимаю, о чем ты. Я не помню этого.

– Как же так? – огорченно и с легкой иронией спросил Анатас и щелкнул пальцами.

В ту же секунду прекрасная вилла прокуратора Понтия Пилата ожила: у каждого входа стояло по нескольку стражников в блестящих доспехах, прелестные рабыни в белоснежных тогах улыбались, приветливо кивали и смущенно отводили взгляды. Картина, открывшаяся взору Алексея, походила на сказку.

– А теперь смотри и вспоминай, – наклонившись к уху Зверева, тихо прошептал Анатас.

Входные ворота резиденции с грохотом распахнулись. Налетевший ветер подхватил и закружил в вихре мирно лежавший песок. В пелене пыли появились силуэты воинов. Центурия прошла через врата и оказалась на дворцовой площади. Навстречу солдатам не спеша вышел человек. Для него тут же вынесли и поставили кресло, а когда он нехотя присел в него, к нему подошел огромного роста преторианец и поклонился.

– Прокуратор Иудеи желает его видеть, – выпрямившись, скомандовал он.

Коробка центурии разошлась, образовав три стройные шеренги. Центурион схватил за шиворот какого-то нищего и пихнул его вперед с такой силой, что тот прокатился по вымощенной дороге несколько метров, оставляя за собой пыльное облако, и оказался у ног прокуратора. Оборванец лежал, еле дыша. На его теле виднелись синяки и кровоподтеки. Властелин Иудеи снова шепнул что-то преторианцу. Тот быстрым шагом подошел к несчастному, схватил его за волосы и задрал голову так, чтобы нищий мог видеть властелина. Прокуратор долго вглядывался в лицо человека, стоящего перед ним на коленях. Он смотрел так, будто не хотел верить своим глазам. Но нет, перед ним был именно Гай Луций Корнелий – в недавнем прошлом друг и защитник Рима.

– Приветствую тебя, прокуратор, – хрипло произнес оборванец и тут же получил удар по затылку.

– Не смей открывать рта, пока господин сам с тобой не заговорит! – рявкнул стражник.

– Успокойся, Маркус. Он сделал многое для Рима и для нас с тобой лично и вправе говорить. Так что ты скажешь, генерал?

– Вы не ведаете, что творите, – вытирая кровь с разбитой головы, проговорил нищий.

– Напротив, мой друг. Мы знаем, что делаем, а вот ты повел себя странно. Предал меня и Маркуса. Да что там, ты предал самого Кесаря! И за предательство ты поплатишься головой. А все ради кого? Ради сумасшедшего, возомнившего себя царем иудейским и сыном какого-то бога?! Видит великий Марс, я был твоим другом и не хочу твоей смерти. Отрекись от того, что ты говорил, и, возможно, великий Кесарь дарует тебе жизнь за твои былые заслуги.

– Поступайте со мной, как хотите. Объяснять я вам ничего не буду, да вы и не поймете. Отрекаться от своих мыслей мне незачем. Я жил слепцом, но теперь прозрел. А ты делай, что должен.

– Да как ты смеешь?! – ударив генерала в живот ногой, прокричал преторианец. – Как ты смеешь так отвечать?!

– Подожди, Маркус, – остановив воина, Понтий подошел к человеку в лохмотьях и наклонился над ним. – Разве ты забыл, из какого ты рода? Разве ты забыл, через что нам пришлось пройти? Ты что творишь? Не помнишь, сколько раз мы ходили по самому краю?! Хочешь скатиться до уровня наших отцов?! Посмотри на себя: корчишь праведника после того, что творил? Запомни, ты не лучше меня! Сейчас ты делаешь то, что нашептал тебе твой мессия. Как он вас учит? Подставь другую щеку, если ударили по одной? Посмотри на свои ладони! – схватив его за рукав и небрежно тряся, кричал прокуратор. – От них несет кровью! Ты внутри волк, хищник! А как ни старайся, хищник жрать овес не станет! Или ты забыл, как сжимала эта ладонь рукоять меча? Опомнись, все еще можно исправить. При твоем желании и моих возможностях все уладится и станет, как было. Но если нет… – Понтий повернулся к нему спиной и выждал паузу. – У меня в последнее время жутко болит голова: такое ощущение, словно еще чуть-чуть, и она лопнет. А ты доставляешь мне лишний повод для мигрени. Каиафа просит распять твоего учителя. Первосвященник явно видит угрозу в «царе иудейском». Наверное, он действительно столь велик, если они испугались его. Да и чтобы заморочить голову такому человеку, как ты, нужно быть весьма талантливым.

– Прежде чем рассуждать, надо услышать хотя бы одно слово из его учения, – хрипло ответил Луций в спину прокуратору.