Тринадцатая редакция. Напиток богов

В неподвижном воздухе застыл жар. Он поднимался от асфальта и стен домов, от крыш и скамеек, он был повсюду. Листья деревьев то перешептывались еле слышно, то начинали шелестеть, и тогда, как лисица по кромке шоссе, пробегал прохладный ветерок, и становилось легче дышать. Город ждал грозы, хотя бессердечные синоптики уверяли, что она пройдёт стороной.

И вдруг, вопреки всем прогнозам, мощный циклон Анна-Лиза пронёсся по «Фее-кофее», умчался на верхние этажи и спустился вниз с чемоданом и саквояжем. Подобно камере наблюдения, Джордж послушно фиксировал все её передвижения.

Циклон поднял с мест посетителей, закружил по залу Елену Васильевну, Костыля, официантов, бармена. Где-то почти вне поля зрения маячила Алиса — то появлялась, то исчезала, давала дельные советы и почему-то поторапливала. Камера наблюдения наблюдала и не вмешивалась.

Внезапно Джордж понял, что он может остановить стихию. Только и нужно выйти в чисто поле, встать перед ней — можно даже не падать на колени — и сказать: «Не уезжай. Я без тебя не могу». И она не уедет. Но если остановить её так, она потеряет какую-то важную часть себя, ту самую, которая сводит его с ума, кружит голову. И — вот парадокс — тогда, хоть она и будет по-прежнему с ним, но он останется без неё. Так уж лучше знать, что она, настоящая, есть где-то на Земле, чем видеть каждый день рядом её бледное отражение и знать, что той, которой она была когда-то, больше нет совсем.

Джорджу был отвратителен этот всё понимающий мудрец, засевший в его голове. Куда проще быть эгоистичным идиотом, вцепиться двумя руками в то, что, по твоему мнению, принадлежит только тебе, грызть любого, кто покусится на него, рычать, когтями землю рыть, потерять человеческий облик — но выйти победителем.

Хотя тот, кто встанет на пути торнадо, победителем из него не выйдет. Вылетит, как тряпичная кукла, пролетит немного по воздуху и шмякнется на землю в неестественной позе.

К тому же, он без неё сможет. Ему будет тяжело, особенно поначалу, но он сможет и переможет.

Наконец, Анна-Лиза подошла к нему сама. Карусель остановилась — а может быть, Джордж на некоторое время оказался в центре циклона, а всё вокруг по-прежнему вращалось, гудело и летело, и только он был в безопасности.

— Что тебе подарить на разлуку? — помолчав, спросила она.

— На прощание. Подари мне на прощание надежду.

— Я подарю тебе слово, что вернусь. Мы с тобой уже вымазались одним миром — я обязательно вернусь.

Камера наблюдения зафиксировала и это.

Потом Анна-Лиза уехала. По всему пути её следования объявили штормовое предупреждение.

Откуда-то возник Маркин, и снова, как было уже много раз до, и много раз после ещё будет — кухня, распахнутое окно, в которое невозбранно влетают комары, мухи, тополиный пух, звуки, усиленные эхом двора-колодца, запахи жареной картошки, тушеной рыбы и чего-то очень домашнего, с мясом, перцем и рисом…

Джордж вспомнил, как несколько недель назад они с Анной-Лизой почти засветло вернулись из клуба и завалились спать. Анна-Лиза сразу уснула, повернувшись к нему лицом, а он не спал, но боялся пошевелиться и нарушить её сон, и только смотрел на её круглое загорелое плечо, покрытое крошечными блёстками, которыми их щедро осыпали в клубе. С наступлением утра в комнате стало совсем светло. Блестки отражали солнечный свет, и на какое-то мгновение, подобное вечности, Джорджу показалось, что плечо Анны-Лизы — это небесный свод, а блёстки на нём — это звёзды, и стоит только протянуть руку, чтобы эти звёзды упали в твою ладонь. Тогда не зевай и загадывай желание. Но Джордж не шелохнулся. Он не хотел будить Анну-Лизу. Потом он, кажется, заснул, а проснувшись, забыл обо всём — о звёздах, о небесном своде, и даже о клубной вечеринке. А теперь зачем-то вспомнил.

И это воспоминание, вместе с другими, вместе с забытыми второпях вещами, вместе с запахами, ещё не выветрившимися из шкафа, вместе с гулкой тишиной одиноких вечеров останется с ним надолго.

— А я не останусь, — прервал молчание его друг.

— Что? — очнулся Джордж.

— Ты спросил — какие у меня планы, а я говорю, что не останусь. Она ведь уехала.

— Анна-Лиза?

— Что? Она тоже уехала? А, да, они вместе уехали.

Старые друзья даже не пили, полная бутыль стояла перед ними на столе и была поводом посидеть и подумать о своём.

— Когда она была рядом, — нарушил молчание шемобор, — город не имел надо мной своей обычной власти. Это был просто город. Город как город.

— Опять город во всём виноват!

— Этот город — яд. Она — противоядие.

— Этот город — ты.

— Этот город — я, — послушно повторил Дмитрий Олегович, — она — противоя. Пришло мне время принять хорошую порцию противоя. Пришло, и тут же ушло.

— Мне кажется, ты любишь не её. А себя на её фоне. Как турист, который фотографируется на фоне достопримечательности. Он плевал на достопримечательность, на самом деле.

— Он плевал не только на достопримечательность. Но ещё и на то, что по этому поводу думает случайный прохожий, которому позволили нажать на кнопку фотоаппарата. Сделал кадр? Умница, свободен, — и шемобор махнул рукой, будто отгоняя комара.