Тринадцатая реальность (СИ)

— А что ты от меня хотела услышать, мама? — спросил я. — Я люблю девушку, а отец уперся и хочет сам решать, что для меня хорошо, а что нет. Если для него его представления о чести рода важнее моего счастья, то пусть и дальше читает мне нотации, пока я их еще терплю. Он вправе высказывать мне поучения за проступки, а не за любовь! В конце концов, уже середина двадцатого века, а он до сих пор живет веком минувшим!

— Я с ним сама поговорю, — глядя на меня с удивлением, пообещала она, — а то вы только поругаетесь. А насчет Гагариных отец тебе правильно говорил. Не удивлюсь, если за ними присматривает кто‑нибудь из Охранного отделения! Подумай сам, что хорошего в ваших посиделках? Договоритесь до ссылки, а отца выгонят со службы и не посмотрят на то, что он надворный советник.

— Я теперь у Олега бываю редко, — сказал я правду, — а когда начну работать в редакции, времени будет еще меньше. И с ним поговорю, чтобы не занимались ерундой.

— Ты изменился, — задумчиво сказала мама, — да так резко… Скажи, тебе действительно хочется работать в этой газете, или это из‑за того, что в ней работает Вера? Мне кажется, что ты способен на большее, чем перебирать бумажки в вашей редакции.

— У тебя неверное представление о моей работе, — засмеялся я. — Обещаю, что если меня посадят их перебирать, пусть даже на пару с Верой, то я и сам оттуда уйду, и ее заберу! А свою работу я еще смогу десять раз поменять. В моем‑то возрасте…

— Ладно, если поел, иди, — сказала мама, которую начали пугать мои странности. — Ты сегодня никуда не собираешься?

— Посижу дома, — ответил я. — Чувствую себя хорошо, особенно после обеда, но если не пошел в редакцию, лучше никуда не выходить. Могут увидеть, а потом пойдут разговоры. Хоть я пока не в штате, но все равно.

Одна моя половина рвалась на встречу с Верой, а второй надо было полежать и много чего обдумать. Выйдя из столовой, я вернулся в свою комнату. Сменив рубашку на уже измятую, лег на кровать и начал раскладывать по полочкам все, чем этот мир отличался от моего прежнего. Отличий оказалось много, тем странней было то, что во многом обе реальности были не просто похожи, а фактически повторяли друг друга.

Глава 2

Прежде всего я обдумал свое бегство с того света и сразу же пришел к выводу, что мне специально дали уйти, максимально облегчив этот уход. Смешно думать, что за мной никто не наблюдал, да и эти таблички на русском языке… Почему не сказали прямо, что это нужно сделать? Ничего не зная об ангелах, об этом можно было только гадать. Я не видел смысла в таких гаданиях, поэтому не стал ими заниматься, а задал себе вопрос, почему именно я. Гением я себя не считал, а посредственностью не был. Ко многому способный человек с большими знаниями и опытом. Но таких много, и я был почему‑то уверен в том, что их не засылают тысячами в чужие реальности, сохраняя память прожитой жизни. И еще я был русским. Это могло быть случайностью, но в такую случайность не верилось. С какой бы целью меня ни заслали, ангелам нужно было, чтобы я как‑то встряхнул этот мир, в противном случае мое вселение не имело смысла. Мне дали понять, что нашим опекунам надоел бег по кругу с возрождением и гибелью человеческих цивилизаций, даже сказали, что причиной нашей недоразвитости является агрессивность. А чем отличаются русские от всех прочих? Если взять европейскую цивилизацию, к которой мы немного относимся, то отличие и будет в очень низкой агрессивности. Русские свою огромную империю не столько завоевали, сколько построили, включив в нее все жившие на занятых территориях народы. Мы не создавали колоний и доброжелательно относились к людям любой национальности, если они сами своими поступками не растаптывали эту доброжелательность. Единственными, кого в чем‑то ограничивали по национальному признаку, были евреи, но их почти везде гоняли во все времена. Я не идеализировал всех русских, среди которых было достаточно мерзавцев, но в целом это был самый неконфликтный из всех известных мне народов. Сделаю оговорку, что сказанное относится только к народам европейской цивилизации, которые имели возможность влиять на общемировые процессы. Нам такую возможность давали огромная, богатая всеми необходимыми ресурсами территория и высокая численность способного к любой трудовой деятельности населения, но в обеих известных мне теперь реальностях она в конечном итоге не реализовалась. И причины в обоих случаях были одни и те же, хоть и проявились они совершенно по–разному. Этот мир сильно напоминал мой прежний. Говорю «мой», потому что чувствую себя все‑таки больше бывшим писателем Роговым, чем вчерашним гимназистом князем Мещерским. Личность Рогова, его опыт и знания во всем превосходили то, что было у только вступившего во взрослую жизнь мальчишки, поэтому мои мысли и оценки были в основном роговскими.