Тринадцать загадочных случаев

— В известном смысле, да. Теоретически все четверо находятся в одинаковом положении, однако на деле это не совсем так. Вот, например, Доббс… Тот факт, что он находится в числе подозреваемых, разумеется, изменил мое к нему отношение, но, поскольку это никак не отразилось на какой-нибудь другой стороне его жизни, думаю, вряд ли его это волнует. Никому в деревне и в голову не придет, что смерть старого доктора Розена была не просто несчастным случаем. Гертруда, возможно, чуть более уязвима, но и только. Худшее, что с ней может случиться, она потеряет расположение фрейлейн Розен. Всего-то. К тому же я сомневаюсь, что это для нее так уж важно. Говоря о Грете Розен, мы подходим к довольно щекотливому моменту. Грета — девушка весьма привлекательная. Чарлз Темплтон тоже очень хорош собой. Нетрудно догадаться, чем это обернулось. Пять месяцев полной изоляции от внешнего мира сделали свое дело. Случилось неизбежное: они полюбили друг друга. Объясниться они так и не успели: случилось несчастье.

Прошло три месяца. Я как раз вернулся из одной поездки, и Грета заглянула ко мне. Она уже продала коттедж, уладила все формальности и в скором времени возвращалась в Германию. Она пришла ко мне, зная, что я уже вышел в отставку. Впрочем, как оказалось, она пришла именно как к частному лицу — по личному делу. После разного рода околичностей она наконец задала мне мучивший ее вопрос. Спросила, что я думаю о том письме из Германии. Видно, ее тоже смущало то, что Чарлз порвал его. Она хотела знать мое мнение, понимаете? Разумеется, она ему верила, но если бы только она могла знать точно! Понимаете? Ее, как и меня, терзали сомнения. Она, как и я, очень хотела верить ему, но всякий раз то проклятое письмо, как тень, всплывало из глубин подсознания. Я тогда спросил ее, любит ли она Чарлза, и уверена ли, что он любит ее? «Наверное, да, — ответила она. — Хотя нет, не наверное. Точно любит! Мы были так счастливы! И знали — оба знали, что любим друг друга. Мы думали, что впереди у нас столько времени… И не спешили. Еще немного, и он признался бы мне в любви, а я… я призналась бы тоже. Но теперь вы понимаете.., теперь все не так. Теперь мы словно чужие; не знаем даже, что друг другу сказать при встрече. А если его терзают те же мысли, что и меня? Что, если мы оба изо всех сил пытаемся убедить себя — и не можем! Умоляю, сэр Генри, скажите, что уверены в том, что Чарлз Темплтон не виновен! Скажите же! Прошу, заклинаю вас!». Но я не мог ей ничего ответить. И они обречены все больше и больше отдаляться друг от друга. Им никогда уже не избавиться от своих подозрений!

Сэр Генри устало откинулся на спинку стула. В его глазах была грусть.

— И главное, ничего нельзя сделать. Вот разве… — Он выпрямился и грустно улыбнулся. — Вот разве мисс Марпл поможет. Что скажете, мисс Марпл? Думается мне, письмо о церковном собрании как раз по вашей части. Оно не напомнило вам ничего, что могло бы помочь делу? Может, вы смогли бы соединить влюбленных, разлученных тяжким подозрением? Они могли бы быть так счастливы!

И однако, он так высоко ценил ум этой старомодной и хрупкой старушки, что в его шутливом тоне помимо воли проскальзывали просительные нотки. Он доверчиво взглянул на мисс Марпл.

Та кашлянула и поправила кружева.

— Вообще-то все это мне немного напоминает случай с Анни Поултни, — сказала она. — А с письмом миссис Бантри разобралась не хуже меня. Я имею в виду не то, что про собрание, а другое. Просто вы живете в Лондоне, сэр Генри, и у вас нет сада. Иначе бы вы тоже заметили.

— Я чего-то не, заметил? — смутился сэр Генри. — Но что именно?

Миссис Бантри взяла в руки каталог и с видимым удовольствием зачитала:

«Самюель Спат… Удивительно изящный цветок с бледно-сиреневыми лепестками и исключительно длинным и крепким стеблем. Одинаково хорош для клумбы и для букета.

Майкл Боулен… Немного напоминающий хризантему, удивительно изысканный цветок яркого, кирпично-красного окраса.

Елизавета Джексон… Ярко-красное, необычайно декоративное растение.

Рангун… Яркий и эффектный декоративный цветок насыщенного оранжевого цвета, долго сохраняется в срезанном виде.

Традиция…»

— С большой «Т», припоминаете? — перебила ее мисс Марпл.

«Традиция… Крупный цветок прекрасной формы с розовато-белыми лепестками».

— Начальные буквы письма образуют слово «смерть», — добавила мисс Марпл.

Миссис Бантри захлопнула каталог и громко произнесла:

— И подпись: Георгин!

— Но письмо пришло лично мистеру Розену, — возразил сэр Генри.

— Здесь хитрость, — процитировала мисс Марпл. — И, мало того, предостережение. Что делают с письмом от совершенно незнакомого человека, ссылающегося на столь же незнакомых людей? Естественно, отдают секретарю.

— Тогда, значит…

— Да нет же! — перебила его мисс Марпл. — Как раз это и подтверждает его невиновность. В противном случае он ни за что бы не допустил, чтобы это письмо было обнаружено. И уж тем более не стал бы уничтожать другого — из Германии. Его невиновность — если позволите так выразиться — просто бросается в глаза.

— Но тогда кто…