Тринадцать мнений о нашем пути

Андрей Измайлов: В подлинно демократических странах (со стажем) — не приведёт и не произойдёт. Чай, не первый кризис уже на нашей памяти. Опытным путём выяснилось — не приведёт и не произойдёт. Или имеется в виду именно и только Россия? А разве мы хоть годик-другой жили при (подлинной) демократии? А возврат к тоталитаризму — разве мы не при нём, родимом, живём (ну, с рюшечками, вуальками, воланчиками — для пущей красоты-маскировки)? Так что «возврат» — не тот термин. Да и без всякого энергетического кризиса.

Андрей Лазарчук: Давайте определимся с терминами. Демократия — это один из способов формирования и функционирования государства, подразумевающий наличие развитой обратной связи государства и общества, а тоталитаризм — это механизм контроля государства над личностью, подразумевающий модификацию не только поведения, но и мышления. Как видим, одно не исключает другого. Более того, без разумной толики тоталитаризма демократия не продержится и одного избирательного цикла (курим Платона: «Демократия имеет только одну хорошую сторону: ее очень легко свергнуть»).

Без тоталитаризма может уверенно существовать только автократическое, «дисциплинарное» государство.

Так называемые «тоталитарные» государства — это, как правило, молодые демократии, внезапно для себя выскочившие из состояния автократии и потому охреневшие. Они злоупотребили контролем над мышлением граждан, считая его универсальным средством, и тем самым не позволили развиться остальным механизмам регуляции. За единичными исключениями это привело к катастрофам.

В демократических либеральных государствах при кризисах контроль над настроениями и мыслями граждан может быть усилен. Но любая мало-мальски порулившая власть (уже и российская) прекрасно понимает (коллективным своим разумом), что ехать, переключая передачи, гораздо проще и легче, чем заклинив коробку и работая только педалью газа.

Святослав Логинов: В конце шестидесятых, когда в СССР стало можно говорить о проблемах сохранения природы, нам во всеуслышание объявили, что, если человечество не сократит добычу и потребление нефти, её мировых запасов хватит на сорок лет. С тех пор прошло почти сорок лет, добыча и потребление нефти возросли многократно, но она почему-то не кончилась. Недавно, впрочем, я прочитал, что разведанных запасов нефти хватит всего на пятьдесят лет (если, разумеется, мы не сократим добычу и потребление). Любопытно было бы посмотреть, что на эту тему станут писать в 2060 году… А энергосберегающие технологии, конечно, вводить надо, и они вводятся. Что касается возможного отката от демократии к тоталитаризму, то эта угроза существует вне всякой связи с энергетическим кризисом.

Евгений Лукин: Ну жил я при тоталитаризме. 41 год. Должен сказать, что при всех его мерзостях нынешняя демократия кажется мне куда омерзительней. Впав однажды в мерихлюндию, решил помянуть своих знакомых, не ушедших, но уведённых из жизни. И вот что вышло: за сорок лет моего жития при советской власти убили двоих. Начал я считать убиенных за пятнадцать лет демократии — и пальцев не хватило. Разуйся я, их не хватило бы и на ногах. Причём в мартиролог не были включены самоубийцы, а их тоже около десятка. Никто не погиб в Афганистане и Чечне, никто не пал жертвой теракта, всех умертвили точно такие же российские граждане. Вот и думай тут, что лучше…

Теперь об энергетическом кризисе. Тоталитаризм — далеко не единственное из его вероятных последствий. Возможен также и распад России на суверенные державки. И опять-таки вопрос, что лучше.

Сергей Лукьяненко: Произойдет, но не только по этой причине.

Сергей Переслегин: Социальная напряженность возрастает безо всякого энергетического кризиса. Современные государства, на мой взгляд, не являются демократическими (хотя форму соблюдают все). Тоталитаризм уже использован историей и доказал свою недостаточную эффективность.

Вячеслав Рыбаков: Уже происходит. Старый тоталитаризм не очень-то возможен, во всяком случае — скоропалительно. Зато новый, либерально-демократический, основанный не на прямом насилии, а на промывке мозгов, на том, что люди как бы сами хотят, — это уже налицо. Навек мне врезалось в память ухоженное и тупое лицо пожилой американки, уверенной в своей правоте, как железный нарком Ежов… В одной их новостных телепрограмм проскочило во время войны в Ираке. «Нам уже давно следовало туда войти и навести там порядок!» Так и хотелось спросить ее: что ты несешь, дура, ты хоть понимаешь? Что такое «войти»? Что такое «порядок»?