Тринадцать мнений о нашем пути

Кирилл Еськов: Слушайте, ну сколько можно воспроизводить и ретранслировать эту ахинею про «клонирование человека»! Это же просто фобия, чистой воды. Обыватель, он отчего страшится клонирования человека? — оттого, что якобы можно из генетического материала воспроизвести нового Гитлера (вариант: Пушкина), и оттого, что можно конвейерным методом штамповать «идеальных солдат», сексуальных рабынь и тэпэ. Так вот, объясняю «для тех, кто в танке» (включая сюда и кое-кого из российских фантастов). Клона некой исторической личности теоретически создать можно; вопрос — а нафига? Однояйцовый близнец-то представляет собой даже более точную генетическую копию человека, чем его клон — очевидным образом оставаясь при этом иной личностью. Так что ожидать от клонов упомянутых персон «исправленного и дополненного» переиздания плана «Барбаросса» или сиквела «Капитанской дочки» никак не приходится. Что же касаемо поточного производства «идеальных солдат», то не надо путать человека с овечкой Долли: Долли можно превращать в шашлык через пару-тройку месяцев после вылупления из пробирки, а вот «пробирочного» солдата надо потом ровно те же восемнадцать (или сколько там) лет кормить, одевать, учить, лечить, etc. Что превращает всю эту затею в полнейшую экономическую бессмыслицу; бог с ними с гитлерами и пушкиными, но уж солдат и проституток точно проще делать «старым казачьим способом»… Короче: ребята, учите матчасть! Хотя бы на уровне учебника «Общей биологии» для 9-го класса советской средней школы.

А вот выращивание аутентичных органов для трансплантации из клонированных тканей — совсем другое дело. Так эти работы (по стволовым клеткам, в частности), насколько я знаю, никто и не думал запрещать…

Александр Житинский: Нет смысла ни в каких внешних запретах. Они не работают. Запреты могут быть только внутренними. Некоторых вещей я не стал бы делать сам, без всяких запретов.

Андрей Измайлов: Про «и т. п» — конкретизируйте.

А клонирование — почему нет?! Например, хороший грузчик, но один. И рояль — вручную на этаж затащить. Трое-четверо надобны… Или психобработка. Сидит сволочь, в глаза лыбится: «Не я убил журналистку, начальник!» И судом присяжных оправдан. Но я, начальник, доподлинно знаю: «Ты, сволочь!» Вколоть бы скополаминчику, и — всю подноготную! Во благо ведь!

Другое дело, в чьи руки… Клоны-отморозки, только гурьбой способные одолеть хорошего человека. Или те же отморозки, психологически обрабатывающие добропорядочных граждан: «Где, падла, бабло?! И генеральную доверенность на стол! Подписывай!»

В общем, опять см. № 3: се человек…

Андрей Лазарчук: Нет, они бессмысленны. В этом вопросе я экстремист и либертианец. Любые запреты такого рода порождают больше проблем, чем сами исследования, поскольку в результате те, кто запреты нарушает, получают громадное преимущество.

Святослав Логинов: Любые запреты на науку недопустимы. Запреты должны существовать лишь на те или иные методы. Опыты, которые нацисты ставили над людьми, очень сильно продвинули медицину, но они, несомненно, преступны. Но, с другой стороны, не запрещать же из-за этого всю медицину? А клонированием человека заниматься надо — это моё твёрдое убеждение.

Евгений Лукин: Любое революционное открытие — преступление перед уже сложившейся системой научных знаний. Однако не помню, чтобы попытка запретить что-либо в этой области имела успех.

Сергей Лукьяненко: Не оправдано, потому что моратории никогда не выполняются. Если человек сможет клонировать человека — он будет клонировать. Ядерное оружие тоже было запрещено к разработке — ну и сколько сейчас членов «ядерного клуба», помимо официальных?

Сергей Переслегин: На этот вопрос мне трудно ответить в рамках нормативной лексики.

Нет.

Может быть, есть смысл процитировать Наполеона: «Это больше чем преступление. Это ошибка».

Геннадий Прашкевич: Только как некая пилюля для общества.

Только как успокаивающая дезинформация.

Запретить ничего нельзя. Более того, запрет, как правило, резко повышает интерес к проблеме. И тут опять включается врожденное любопытство. Часто оно сильнее страха перед вполне представимыми последствиями.