Тринадцать лет пути

И говорили куда проще и спокойней, чем представлял себе Павлыш.

Десятым или одиннадцатым встал Варгези.

Павлыш понял, что наступает критический момент. И видно, это поняли многие. Снова стало очень тихо.

– Лететь дальше, – просто сказал Варгези.

Павлышу показалось, что все облегченно вздохнули.

А может, кто-то был так же слаб, как Павлыш? И вздохнул не только без облегчения, а наоборот? Словно закрывалась дверь?

Но Варгези не сел. Ему хотелось говорить еще. И никто его не прерывал.

– Когда ты молод, – продолжал Варгези, – жизнь не кажется ценностью, потому что впереди еще слишком много всего. Так много, что богатство неисчерпаемо. Мне было бы легче решить, если бы я был так же молод, как Слава Павлыш. В конце концов, пройдет несколько лет, и я буду первым человеком, который ступит на планету у другой звезды. То есть я стану великим человеком. При всей относительности величия. Наверное, я на месте Славы завидовал бы тому, кто должен был… кому выпал жребий быть в последней смене. А жребий пал на нас. Только с поправкой на тринадцать лет. Повезло ли нам? Повезло. Повезло ли мне лично? Не знаю. Потому что я уже прошел половину жизни и научился ее ценить. Научился считать дни, потому что они бегут слишком быстро. Но ведь они будут так же бежать и на Земле. И я буду все эти годы – тринадцать лет – мысленно лететь к звезде и каждый день жалеть о том, что отказался от этого полета. Ведь тринадцать лет – это совсем не так много. Я знаю. Я трижды прожил этот срок.

И он сел.

Павлыш подумал, что Варгези немного слукавил. Он говорил лишь о тринадцати годах. А не о двадцати шести. Хотя, наверное, он прав. Не может быть, чтобы за эти годы на Земле не сделали бы так, чтобы достичь «Антея».

И Павлыш попытался представить себя через тринадцать лет. Мне тридцать три. Я молод. Я открываю люк посадочного катера. Я опускаюсь на холодную траву планеты, которую еще никто не видел. Я иду по ней…

– Армине, – произнес капитан-1.

Армине вскочила быстро, как распрямившаяся пружинка.

– Я как все, – сказала она. – Я не могу быть против всех.

– Но ты против? – спросил капитан.

– Нет, я как все.

Она пошла к выходу.

Гражина вскочила следом.

– Ничего, – сказала она, – вы не беспокойтесь. Я сейчас вернусь.

– А ты сама? – спросил капитан-1.

– Я за то, чтобы лететь. Конечно, чтобы лететь, неужели не ясно?

И Гражина выбежала вслед за Армине.

Ни один человек из тридцати четырех членов экипажа не сказал, что хочет вернуться.

«Наверное, – думал Павлыш, – многие хотели бы вернуться. И я хотел бы. Но не хотел бы жить на Земле и через тринадцать лет спохватиться: вот сегодня я ступил бы на ту планету».

– В конце концов, – сказал механик из старой смены, один из последних, – у меня и здесь до черта работы.

20

Павлыш отправился к Гражине.

Теперь он не робел перед ее дверью. Теперь они уже никогда не будут чужими. Какой бы ни была их дальнейшая жизнь – она общая, одна.

– Ну и что там? Чем кончилось? – спросила Гражина.

Перед ней лежала открытая книжка в синем переплете.

– Я веду дневник, – пояснила Гражина, заметив, что Павлыш смотрит на книжку.

– Капитан-1 советовал отложить решение еще на один день.

– Из-за Армине?

– Конечно. И из-за того, чтобы некоторые получили возможность подумать еще. И сказал, что те, у кого сомнения, пускай приходят прямо к нему. Бывает, когда вокруг люди, труднее сказать что думаешь.

– И что?

Павлыш оглядывал маленькую каюту. Здесь Гражина жила уже год.

Ни одной картинки, ни одного украшения. Только маленькая фотография красивой женщины. Наверное, матери. Может, уже собралась и готовилась улететь?

– Я уже собралась, – ответила на его мысль Гражина. – А вообще я большая аккуратистка. Что решили?

– Единогласно. Решили – значит, решили. И послали гравиграмму.

– Которая не дойдет.

– Может, и не дойдет. А может, дойдет. Ведь не это важно.

– «Антей» продолжает полет?

– Да. А как Армине?

– Она ушла к себе.

– Она не хочет лететь?

– Она полетит, как все, – сказала Гражина. – Она понимает, что ее желание не может стать на пути желаний всех нас. И всех тех, кто остался дома. Это и есть демократия.

Павлыш стоял в дверях, Гражина не пригласила его сесть.

– Мне трудно спорить, – произнес Павлыш. – Я не знаю, как спорить. Но, может, ей очень нужно домой?

– Что такое – очень нужно? Больше, чем тебе? Больше, чем мне?

– Каждый понимает это по-своему. И я сомневаюсь, имеем ли мы право, даже если нас больше, навязывать волю другому.

– Глупые и пустые слова! – Гражина буквально взорвалась. – Если все единогласны, прогресса быть не может! Чаще всего в истории человечества меньшинство навязывало свою волю большинству. И еще как навязывало. А непокорных – к стенке! Читал об этом?

– Это не имеет к нам отношения.