Тринадцать

Едва он сомкнул глаза и приготовился представлять себя в объятиях сочной блондинки с грудями, похожими на спелые груши («виртуальный секс» иногда выматывал и усыплял его быстрее, чем пересчет виртуальных баранов), как в комнате раздалось что-то омерзительное и царапающее психику: «Бэ-э-эд бэ-э-эд бо-ойз – агааа! Ееее!»

Он едва не свалился с дивана. Несколько ужасающих секунд у него ушло на то, чтобы сообразить: звонит мобильный телефон. Михаил посмотрел на табло электронных часов – 03:18.

Он свесил ноги на пол, сел на краешек дивана, уставился на телефон. Маленькая коробочка с синими огоньками ползала по тумбочке, издавая еще более омерзительное, чем музыка, похрюкивание. Будь Миша в лучшем расположении духа, он даже улыбнулся бы этой сюрреалистичной картине, но сейчас его тормошила другая мысль.

Ему казалось, что вечером, укладываясь в постель, он выключил у телефона звук. Впрочем, нет, он был уверен, что выключил.

«Ееее, агааа!» – орала трубка.

Миша протянул руку, перевернул телефон дис–плеем вверх. Здесь его ждал еще один сюрприз.

«Номер не определен» – гласила иконка на дисплее.

– Блин, – пробормотал Миша, и по спине его, от шеи до копчика, побежали мерзкие холодные мурашки.

Такого сообщения он еще ни разу не получал. Очевидно, что ничего сверхъестественного в нем не было – просто звонивший запретил определение собственного номера, – но в сочетании с необычным временем и кромешной тьмой в доме это производило пугающее впечатление.

Михаил взял телефон в руки, подержал немного, попытался его «прощупать». Никакой информации. Не определился не только номер абонента, но и сам абонент, хотя обычно Миша без большого труда мог определить примерный пол, возраст и даже темперамент звонящего.

«Ееее, агааа!» – верещала трубка, действуя на нер–вы. Забитый в память кусок старого танцевального хита доигрывал до конца и начинался снова. Миша пообещал себе, что обязательно сменит мелодию: он и не представлял, что «Миди Макси» могут звучать так мерзко.

Он глубоко вдохнул. Выдохнул. Поднял левую руку и потер пальцами висок.

Нет, ничего не видно.

«Да и какого черта!» – подумал Миша и нажал на кнопку приема звонка. Затем осторожно поднес трубку к уху.

– Алло, – сказал он.

Тишина в ответ. Но кто-то дышал. Дыхание было размеренное, глубокое и отчетливое.

– Алло, говорите! – повторил Миша уже с раздражением. Кто бы он ни был, этот придурок, нельзя звонить посреди ночи и молчать! Напугал своим звонком – говори дело и докажи, что причины были весьма серьезные, или пошел к черту. – Вас не слышно!

– Да, – со вздохом прошептали в ответ.

Миша похолодел.

– Не понял?..

Глубокий и режущий вздох повторился, и затем так же шепотом, но уже отчетливо прозвучало:

– Да. Запереть девчонку в комнате… Запереть…

– Что?.. – Миша осекся. Он вдруг понял, что задавать вопросы бессмысленно.

Трубка еще дышала несколько мгновений, по-прежнему не позволяя угадать пол звонившего и его возраст, хотя и прекрасно демонстрируя состояние его легких, а потом очень буднично и без всяких предупреждений умолкла. Не было даже прощальных коротких гудков.

Миша бросил трубку на диван, вытер пот со лба.

«Это что-то новое в нашей практике, господа экстрасенсы», – подумал он и снова посмотрел на часы.

3:17.

Утром он был совершенно разбит. Не вылезая из-под одеяла, он позвонил в университет на кафедру, сказал, что приболел и ближайшие два часа будет травить свой организм пилюльками. Занятия в университете его ожидали лишь после полудня, а потому Миша действительно мог с чистой совестью сегодня с утра поваляться в кровати.

Травить свой организм он не стал. Вместо этого быстренько принял душ, позавтракал, взял цифровой фотоаппарат и отправился по вчерашнему адресу. Пока ехал в маршрутном такси, раздумывал о том, что произошло ночью. У него до сих пор не было никаких версий относительно случившегося, хотя времени для поисков объяснения хватало – он так толком и не спал, все ворочался в постели, глядя на зеленые цифры электронных часов. Либо он перезанимался со своими студентами и стал хуже видеть, либо у часов что-то сломалось, либо…

«А, да брось ты, старик! – мысленно отмахнулся от этих мыслей Миша. – Ты снова вляпался, как тогда с вавиловской камерой, и тебе прекрасно известно, что никаких „либо“ быть не может – к гадалке не ходи».