Тринадцать

Из квартиры я сразу иду на пару, где узнаю от преподавателя, что у «Красных дьяволов» сегодня выездная игра. Эта новость расстраивает меня, и вместо того, чтобы принять участие в обсуждении «Ярмарки Тщеславия», истории о героине, которая рисковала и манипулировала всем и всеми ради успеха в высшем обществе, всю лекцию я думаю лишь об Остине.

Мы с ним не увидимся до завтра.

Отстой!

Полнейший отстой!

У нас не получилось увидеться в понедельник, во вторник я видела его минуты три, а последние два дня не видела вообще. Это было ужасно. Нет, хуже. Знаете то чувство, когда ты весь день хотел вкусно поесть, а по итогу в ресторане оказалось настолько невкусно, что ты даже не стал доедать блюдо и ушел оттуда разочарованным? Вот примерно так, только в несколько миллиардов раз хуже.

Мне не хватает его прикосновений, запаха, ямочек на щеках. Его «Мышонка», которое так ласкает слух. Этих сладких губ, от которых просто невозможно оторваться. Мне не хватает его. Целиком.

Мое сердце принадлежит ему. И сейчас, когда его нет рядом, оно болит, тянет этой мерзкой ноющей болью.

Расстроенная, захожу в общежитие и поднимаюсь на наш этаж. В этот раз прежде, чем открыть дверь, стучу и громко говорю:

— Я вхожу!

Когда я открываю дверь, то вижу усмехающуюся Кейт, сидящую за ноутбуком. Ее волосы собраны в дульку, а на лице — тканевая маска. Прямо перед ней, на постели, — миска каких-то кукурузных чипсов, а по ее центру — соус гуакамоле.

— Что делаешь? — интересуюсь я.

— Тебя жду. Будем лечить тебя от лихорадки Остина.

— Надо же, какое интересное название, надеюсь, она не смертельна?

— О-о-о-очень смертельна.

— Нельзя употребить слово «очень» со словом «смертельна», Кейти. Твоя парень преподает английский, а ты не знаешь элементарных вещей.

— Будешь умничать, не скажу тебе, как излечиться!

Закатываю глаза.

— Дай угадаю, — обхватываю пальцами подбородок и делаю вид, что думаю. — Весь секрет в тканевой маске и чипсах?

Теперь очередь Кейти закатывать глаза.

— Ну иногда ты такая глупая. Конечно, нет! Как можно вылечиться чипсами? Дуреха.

Я смеюсь и ложусь рядом с ней на кровати.

— И в чем же тогда секрет?

— В «После».

— В «После»?

— Да. Мой брат посмотрел его, и этот фильм вдохновил его на совершение романтических поступков.

При упоминании Остина я замираю и перестаю дышать.

— Он уже приезжал ко мне на белом коне, что может быть романтичнее этого?

— ОН ЧТО!? — Кейти подпрыгивает на кровати, и я начинаю смеяться.

— Да, он тебе не говорил?

— Нет! Расскажи! Я хочу знать все!

А еще он мне достал звезду и подарил единорога. Но вслух я не решаюсь это произнести. Звучит, как какая-то бредятина.

— А как же «После»?

— После.

Я смеюсь и начинаю рассказывать о нашем уикенде. С улыбкой на губах я рассказываю ей об обеде у родителей, о поездке в дом Джейн Остин, о единороге, белом коне и ночи под куполом, оставив при себе некоторые личные подробности… К концу рассказа не замечаю, как уже легла к ней на плечо и плачу, крутя пальцами цепочку с кулоном на шее.

— Оливка, ему тоже тяжело, — тихо говорит Кейти.

— Он даже мне не звонил.

— А ты ему звонила?

— Нет… но он мог бы хотя бы написать.

— Он и написал.

— Когда? — Вскидываю голову.

Кейти встает с кровати и берет что-то со стола, а затем протягивает мне.

— Нет, давай в этот раз без конвертов! — восклицаю я, увидев в ее руке белый конверт.

— Это от Остина.

Сажусь, беру протянутый конверт и задерживаю дыхание.

— Почему он не написал смс?

— Потому что он романтик.

Нелепо улыбаюсь и смотрю на конверт в своих руках. Кейт садится рядом.

— Я не знаю, что именно Остин там написал. Но очень надеюсь, что ему хватило мозгов сказать тебе в нем о том, что без тебя ему жизнь не мила. И если ты к нему не вернешься, то он откажется от еды и воды в качестве протеста, и в конце то концов..

— Господи, Кейти!

Кейт смеется, а затем, резко став серьезной, произносит:

— Прежде, чем ты прочтешь, я бы хотела с тобой кое-чем поделиться.

Киваю. Подруга сцепляет пальцы в замок и упирается на них подбородком. Затем шумно выдыхает и начинает говорить:

— Тебе следует знать, что Остин просто не мог этого сделать, учитывая то, что произошло со мной.

Когда она это произносит, в памяти тут же всплывают слова Остина о Кейти, сказанные на парковке. И, кажется, я начинаю понимать, о чем пойдет речь. Все мое тело покрывается мурашками, и я обнимаю Кейт, прошептав:

— Если вдруг ты не хочешь об этом говорить, то не надо. Я умею складывать два и два. Ты и Кристофер..

— Все в порядке, Оливка, — отмахивается Кейт. — Мне понадобились три года, прежде чем я смогла жить дальше, но теперь я… прожила это. И живу дальше.

Я прижимаю ее к себе, и она продолжает: