Тридцатая застава

Так казалось и старшим командирам. Никто не думал, что камыш из союзника превратится в смертельного врага…

Выслав разведку, заминировали мост, выдвинув туда двадцать девятую заставу.

— Взрывать мост в крайнем случае, когда другого выхода не будет, — предупредил Кольцов.

А Птицын опаздывал. Никаких сведений к от гвардейцев. хотя они должны были выступить вслед за пограничниками. Возвратилась разведка.

— Тремя колоннами движутся танки и самоходки. За ними большое скопление грузовых машин и бронетранспортеров с автоматчиками…

Данные армейской разведки оказались не совсем точными.

Шел необычный транспорт. Немецкое командование не оставило попыток прорваться к Сталинграду и деблокировать Паулюса.

Наконец, прибыла группа Птицына. Теперь полк в полном составе оседлал речушку по обе стороны моста. Создалась очень опасная ситуация, как сказал Сережа Черноус: за спиной полка не утратившая боеспособности танковая дивизия, а впереди — свежие силы. Что может противопоставить им полк? Кольцов доложил Птицыну обстановку и свое решение.

— Считаю, что надо немедленно открыть по колоннам огонь из всех орудий, рассеять их на дальних подступах…

— Ни в коем случае! Подпустить как можно ближе и бить прямой наводкой, в упор! Если начнем пристреливаться, только себя прежде времени обнаружим… Не робей, соколик! Гвардейцы уже на подходе…

Знал ли действительно Птицын, что армейские части подходят, или сочинил, чтобы ободрить люден, неизвестно, но это сообщение успокоило командиров.

Шумит камыш на ветру. Нарастает гул моторов. Вот уже показались головные танки.

— Открывать огонь по моему сигналу! — предупредил Птицын с командного пункта.

Стремительно мчатся минуты, бойцы видят бронированную лавину. Вот танки неторопливо, уверенно вытягиваются в одну линию по дороге к мосту. И тогда взлетела над камышами красная ракета. Одновременно ударили по танкам орудия, петеэровцы, пулеметчики. Все смешалось в колоннах противника. Внезапный огневой налет на какое-то время парализовал его действия. Заметались по полю танки, самоходки. Остановились бронетранспортеры. Высыпавшиеся из них автоматчики, прижимаясь к броне, открыли массированный ответный огонь.

Несколько тяжелых танков, свернув на обочины, продолжали двигаться к реке. Вот уже головной танк вырвался на мост, но тут же одновременно с грохотом взрыва рухнул в провал и загорелся. Дальше запылало несколько машин от артиллерийского огня…

И разгорелся неравный бой. Оправившись от первого удара, гитлеровцы рассредоточились перед позициями полка и обрушили на камыши ливень огня из всех видов оружия. Кое-где вспыхнули пожары. Раздуваемое ветром пламя с треском распространялось по долине, грозя охватить всю пойму речки. Этого как раз и не учли пограничники, выбирая позиции. Бойцы выскакивали из камышей в чистое поле, зарывались в снег, продолжая отражать яростные атаки.

— Держитесь, товарищи! Уходить нам некуда! — крикнул Шумилов, подбегая к бойцам.

С центральной усадьбы совхоза ударили по артдивизиону. Полк очутился меж двух огнем. К артиллеристам уже двигались от «Светоча» группы вражеских автоматчиков. Опасность заметил командир.

— Селиверстова ко мне! — передал по цепи и на ходу крикнул Бахтиарову: — Иду выручать артиллерию…

Лавируя между очагами огня, пробиралась тридцатая через долину. Подтаявший от огня снег превратился в водянистое месиво, но лед еще не растаял.

Взвод обеспечения артдивизиона держался из последних сил, когда подошла тридцатая застава. Орудия продолжали бить по атакующим танкам.

Долго тянется день. Четвертая атака отбита. После полудня улеглась метель, небо прояснилось. Подошли, наконец, армейские части. Появились в небе наши штурмовики, ударили по дивизии.

А в долине бой не утихает. Уже посерело небо, слилось со снежной равниной. Ярче пылают подбитые танки. Выше подымается пламя в камышах…

Заметив обходные движения прибывших гвардейцев, остатки высланной Манштейном бронированной группы отошли на запад, бросая транспорты, раненых и убитых. Преследование противника продолжали прибывшие армейские части.

3

Поздней ночью вспомнили пограничники о простых житейских обязанностях человека: чтобы воевать, надо есть. Старшины раздавали сухой паек, бойцы снегом мыли пропахшие дымом руки, лица. Ели молча, торопливо, не глядя друг другу в глаза, стараясь не вспоминать о тех, чей паек остался нетронутым в полковых запасах. Говорить об этом тяжело, но и молчать невмоготу…

— Такую махину разбили! Даже поверить трудно… — сказал Асхат после длительного молчания.

— Разбили, но какой ценой? — отозвался Байда.

— Не надо устанавливать цены на человеческую жизнь. Настоящему человеку нет цены, а вся эта гитлеровская сволочь не стоит одной капли человеческой крови… — Он вдруг замолчал и отвернулся: не любят на войне выставлять напоказ душевные переживания и стыдятся слез.

И снова помолчали, каждый думая о своем. К штабу батальона подошел Кольцов.