Тридцать три урода

Аглая (как бы просыпаясь). О, Алексей, бесконечна в человеке жажда любить. Но вот он весь изошел, истаял весь любовью — и истаяла капля в небеса, только капля. Он же жаждал стать океаном — океаном и морями рдеющих облаков. Алексей. Океаном и морями рдеющих облаков. (Вдруг, как бы приходя в себя.) Аглая, моя Аглая!

Аглая (блаженно). Брат моего порыва, я здесь. Я возле.

^{Алексей приподымается, глядит на нее, наклоненную над ним. Находит ее руку, притягивает к себе. Она обнимает его стан рукою и приподымает его. Он опускает ноги. Они садятся рядом, и покрывалом он окутывает свои и ее ноги, так что они оба тесно прижаты друг к другу. Долго глядит на нее. Вдруг, как бы ослепленный, отворачивает от нее голову и прикрывает глаза.}

Алексей. Я видел довольно. Это была ты. Ты на этом чужом корабле. Ведь я не верил. (Детски.) Ведь когда ты подошла, я боялся открыть глаза… долго. Кто-то говорил твоим голосом. Но я боялся открыть глаза. (Как слепой, проводит руками по ее лицу, волосам, пленам и груди.) Так еще лучше. (Очень слабо, блаженный.) Так узнаю тебя ближе. Ты, ты! Исхудала, глаза большие стали, слаба, как я. Умираешь ты, как я, — ты, любимое жалостно, свято, милое тело! Теперь еще решусь взглянуть. (Поворачивает лицо к ней. Говорит нежно.) Ты светишься сквозь. Странно твое нежное лицо… Белая роза — твое лицо… Похоже на мое — спаленное, некрасивое. Ты же прекрасна стала. И глаза — мои глаза. (Плачет тихо между словами.) Аглая, моя Аглая!

Аглая. Тише, тише. Спи, любимый.

^{Она клонит его голову на свое плечо. Вдруг сама прижимает руку к своей груди, борется с удушьем, бледная, с остановившимся взглядом.}

Алексей (пугливо вскидывая голову). Аглая! Аглая! Ты умираешь.

^{Она задыхается}.

Алексей (весь в ужасе, страстным шепотом ей в ухо). Ты не будешь одна во время смерти. Ты не умрешь одна. (Срывает свое кольцо и надевает на ее руку.)

Аглая (приходя в себя, в дикой радости). Совершилось, совершилось! Я ждала этих слов, я всю жизнь ждала этих слов. (Целует кольцо.) И вот — твое кольцо. Вот брак двоих, жертва на алтаре пылающем вселенской Любви! Беру, беру. Океану Любви — наши кольца любви!

Алексей. Аглая, мне страшно. Гул чужого корабля. Все дрожит. Куда? Сейчас кто-то придет. Кто здесь? Мы трое. Нас трое. Где ты? Кто говорил? Я говорил. Тесно. (Кричит.) Тесно. Не буди. Трое — несносная боль.

Аглая (сползает к его ногам. Глядя вверх на него, совсем кротко). Нет, нет, это ничего. Знаешь? Это совсем ничего — трое. Да, нас дважды трое. Ваня сказал. (Очень тихо, кротко.) Ты слушай. (Быстро шепнет вверх.) Там — сказала такая темная женщина — все серые мешки на корабле. Они пустые. Ты умрешь. Тебя в таком сером мешке спустят в море. Тихо, тихо скользнешь по доске в море. Тогда я буду стоять возле и молиться тебе. «Алексей, Алексей, Алексей, ты не один в смерти, возьми меня в смерть! В последний блаженный миг!» Тогда моя грудь откроется. (Громко.) Вся моя грудь откроется, и я потеряю себя, и весь мир войдет в меня пылающей любовью, и это будет моя смерть, блаженный миг — потому что кто снесет мир, пылающий любовью?

Алексей (низко склонившись над Аглаей, тихо плачет). Аглая, где наши дети? Где наша земля, солнцем угретая, и травка пахучая, и цветочки — тихие звездочки, и ножки нашей девочки — по тихим цветочкам? Где наши милые дети? (Слабо.) Не покидай детей… как… я… покинул…

^{Сгибается, как надломленный, тело тихо вздрагивает.}

Аглая (громко, ясно). Я не покину детей. В моей раскрытой груди — дети, и мир, и Бог, зажегший мою любовь.

^{Тихо приподымается, бережно укладывает его, неподвижного.}

Алексей (глядя вверх остановившимися глазами. Медленно.) Небо высоко… Звезды тухнут… загораются… тухнут!

Аглая. Звезды в море тухнут и загораются.