Тридцать три поцелуя на десерт

Не желая тратить слова, я просто покачала головой.

– Значит, весной. – Обрадовал меня Роберт. – Скажем, в середине апреля? Или в марте, на День цветущей вишни? Это было бы символично.

– Я не...

– Даю тебе времени до утра… – Не дал мне договорить. – Даже до вечера завтрашнего дня. Я не плохой человек, малышка. Знаю, у нас всё не очень красиво началось, но я изменился, осознал и подготовил кое-какой стимул, который поможет тебе принять правильное решение.

– Что?

– Вот.

Он протянул мне папку. Картонную, серую, перетянутую синей лентой. А когда я потянулась, чтобы взять её из его рук, перехватил мою ладонь и, склонившись, прижался прохладными, немного влажными губами к моему запястью.

– До завтра, любовь моя. Не представляешь, как мне тяжело с тобой расставаться. Сейчас, когда мы, можно сказать, воссоединились после долгой разлуки.

До дома я не дотерпела, и, забравшись на чердак дома семейства Суини, развязала синюю ленту. И совершенно обалдела от прочитанного.

Нет, Роберт был не просто влюбившимся в меня психом. Он был одержим мною. Как иначе объяснить тот факт, что он не поленился раскопать всю историю моей семьи. Все маменькины браки, настоящие и не очень. Моё воровское прошлое. Дафна, оказывается, в прошлом году хотела сбежать с молодым гусаром из Императорского почётного караула. Лейла украла в булочной возле нашего дома булку пшеничного хлеба, была поймана сыном хозяев и отпущена в обмен на поцелуй. Поймаю поганца, руки оторву. Это какой сволочью надо быть, чтобы на ребёнка покуситься!

В общем и целом, картина выстраивалась неприятная: пока я работала изо всех сил, чтобы вытащить свою семью из нищеты, девчонки совсем отбились от рук. Ну а чего было ожидать, если в нашей семье, сколько себя помню, главой была я. Я настаивала на том, чтобы девочки учились. Я следила за тем, чтобы они перед сном и утром чистили зубы. Я их за уши драла, когда они баловались. И, конечно, именно я виновата в том, что они всё-таки отбились от рук.

Именно я, не маменька.

Маменька у нас немножко не от мира сего, но…

Но обвинять её в том, что она распутная женщина, как это сделал Роберт Суини! Говорить, что эта женщина не имеет права воспитывать девочек, подавая им дурной пример! Угрожать мне, что сестёр отправят в приют. О! Поганец знал, на что давить. А ещё очень сильно заблуждался на мой счёт. Я неслабая, неглупая и, что важно, очень сильно люблю сестёр и маменьку, и чтобы какой-то мерзавец угрожал их благополучию? Нет. Не бывать этому.

Я заскочила домой лишь на три четверти часа, чтобы собрать самые необходимые и близкие сердцу вещи, в ближайшем отделении банка получила всё то, что причиталось мне по завещанию дедушки Суини, купила билет на дилижанс до Триволи, оттуда кебом добралась до Усека, в Усеке пересела на дилижанс до Уезда. В уезде села на дирижабль и долетела до Крибета, а уже там пересела на прямой поезд до Фархеса.

Поезда в Империи появились не так давно, но сразу стали популярными среди самых бедных слоёв населения. Оно и понятно, богачи от грязи дыма «железной дороги» предпочитали подальше держаться. Билеты тут не были именными, а народу в узкие душные вагоны набивалось столько, что при всём желании никто бы не смог меня отследить.

И не отследил, пока местная газетёнка не опубликовала пасквиль за авторством говнюка Салливана Туга.

Сказать честно? За три года в Фархесе я ни разу не вспомнила о Роберте Суини. О дедушке, о его младшем брате и сестре, об их детях очень часто вспоминала. А вот о нём – ни разу. И вот сейчас, глядя на то, как торжествующая улыбка расцвечивает его обычно холодное лицо, я подумала, что напрасно убежала тогда. Надо было ещё тогда не трусить, а взглянуть своим страхам в лицо. Теперь же, если вспомнить мой прошлый побег, боюсь, проблем у нас только прибавится.

Потому что честные люди от правосудия не бегут. И потому что у фру Тауни, урождённой Сесиль Кланси, есть козырь в рукаве. Не просто козырь – джокер. Мне бы, конечно, не хотелось его использовать. Нет, не так. Я бы не стала привлекать его внимание к нашей семье, но если придётся… Если придётся, то всякие гнусные шантажисты костей своих не соберут.

Это – во-первых.

А во-вторых, больше я не буду бегать! Дом мой теперь здесь, на севере Империи, здесь у меня друзья и любимое дело. Здесь у меня семья. Здесь мы все счастливы – и мы отсюда не уедем!

Скользнув взглядом по надменной физиономии Роберта Суини, я распрямила плечи и, даже не сбившись с шага, продолжила свой путь.

Он налетел на меня ураганом. Схватил за руки, сжал плечи, прижал к себе и, задыхаясь, словно от долгого бега, простонал:

– Какая же ты стала, маленькая моя! Совершенство.

Каждый раз, когда этот человек прикасался ко мне или просто говорил, на меня накатывала тошнота. Вот и сегодня до горечи во рту стало противно.

– Во имя Предков, Роберт! Ну, сколько можно? – взмолилась я. – Когда ты меня уже оставишь в покое? Пусти…

Я оттолкнула его и осторожно отступила на шаг.

– Ты мне противен. Слышишь? Противен. Меня от тебя тошнит.