Тридцать три несчастья. Том 3. Превратности судьбы

– Краниоэктомия будет выполнена с помощью ножа, – продолжал Клаус. – Нож – древнейший хирургический инструмент. – Клаус лихорадочно вспоминал раздел о ножах в «Полной истории хирургических инструментов», которую прочел в одиннадцать лет. – Самые первые ножи были найдены в египетских гробницах и храмах племен майя, где их использовали в обрядовых целях, и они были, как правило, каменные. Постепенно их стали делать из бронзы и железа, хотя в некоторых культурах применяли резцы убитых животных.

– Зубы, – пояснила Солнышко.

– Существуют разные типы ножей, – продолжал Клаус, – включая перочинные ножи, карманные ножи, ножи для ошкуривания деревьев. В данном случае для краниоэктомии требуется охотничий нож Боуи, названный так по имени полковника Джеймса Боуи, жившего в Техасе.

– Великолепное разъяснение, не правда ли, леди и джентльмены? – вмешался крюкастый.

– Еще бы, – отозвалась репортерша в сером костюме, которая, говоря в микрофон, не переставала жевать жвачку. – Так и вижу заголовок: «Хирург и медсестра рассказывают историю ножей». Вот погодите, когда это прочтут читатели «Дейли пунктилио»!

Зрители одобрительно захлопали, операционный театр наполнился криками и аплодисментами, и по телу Вайолет пробежала дрожь. Рот у нее еще чуть-чуть приоткрылся, а одна из безвольно свисавших рук слабо дернулась. Движения были едва уловимыми, и только Клаус и Солнышко заметили их и с надеждой посмотрели друг на друга. Удастся ли им тянуть время, пока наркоз совсем не отойдет?

– Хватит болтовни, – шепнул лысый детям. – Конечно, морочить голову доверчивым людям – сплошное удовольствие, но пора приступать к операции, пока сирота не проснулась.

– Прежде чем сделать первое рассечение, – заговорил опять Клаус, по-прежнему обращаясь к аудитории, как будто и не слышал лысого, – я бы хотел сказать несколько слов о ржавчине. – Он на секунду умолк, вспоминая сведения, вычитанные в книге «Что происходит с влажным металлом», подаренной мамой. – Ржавчина – это красновато-коричневый налет, образующийся на некоторых металлах, когда они окисляются. Окисление, или оксидация, – научный термин, означающий химическую реакцию в случае контакта железа или стали с влагой. – Клаус поднял кверху ржавый нож, показывая публике. Краешком глаза он уловил легкое движение руки Вайолет. – Процесс оксидации неизбежен при краниоэктомии в связи с окислительными процессами в клеточных митохондриях и с косметической демистификацией. – Клаус старался употребить все сложные слова, какие только приходили ему в голову.

– Хлоп! – крикнула Солнышко, и аудитория опять принялась аплодировать, хотя на этот раз не так громко.

– Очень впечатляюще, – проговорил лысый, сердито сверкнув глазами на Клауса поверх маски. – Но, я думаю, этим милым людям весь процесс станет понятнее, когда голова будет уже отрезана.

– Разумеется, – отозвался Клаус. – Но сперва необходимо размягчить позвоночник, чтобы легче было производить отсечение. Медсестра Фло, поскребите шею Ва… то есть Лоре В. Бледотей.

– Есть. – Солнышко улыбнулась, так как поняла, к чему клонит Клаус. Приподнявшись на цыпочки, младшая из Бодлеров несколько раз куснула сестру за шею, рассчитывая, что это разбудит Вайолет. Когда зубы Солнышка начали скрести ей кожу, Вайолет дернулась и прикрыла рот, но и только.

– Ты что творишь? – в бешенстве прошипел крюкастый. – Немедленно делай операцию, а то Маттатиас взбесится.

– Ну разве не замечательно действует медсестра Фло? – обратился Клаус к публике, но в ответ послышалось лишь несколько хлопков и ни одного одобрительного возгласа. Собравшиеся в операционном зале явно устали от объяснений и жаждали видеть наконец саму операцию.

– Я считаю, шея достаточно размягчена, – вмешался лысый. Голос его звучал дружелюбно и профессионально, но глаза буравили детей с явным подозрением. – Приступаем к краниоэктомии.

Клаус кивнул и, сжав обеими руками нож, занес его над своей беспомощной сестрой. Он глядел на неподвижное тело Вайолет и прикидывал в уме, сможет ли он сделать легкий порез на шее, который бы разбудил Вайолет, но не нанес ей вреда. Он взглянул на ржавый клинок, прыгающий в его дрожащих руках, а потом на Солнышко, которая перестала покусывать шею Вайолет и теперь смотрела на брата широко раскрытыми глазами.

– Не могу, – прошептал Клаус и обратил взгляд вверх, к потолку. Там, высоко над ними, висел динамик, которого он не заметил раньше, и это зрелище навело его на кое-какую мысль. – Я не могу этого сделать, – объявил он вслух. Толпа ахнула.

Крюкастый сделал шаг к каталке и протянул к Клаусу мягкую искривленную перчатку. Средний Бодлер увидел острый кончик крюка, прорвавший резину и торчавший, словно морское существо, вылезающее из воды.

– Почему? – тихо спросил крюкастый.

Клаус проглотил комок в горле и сказал, надеясь, что голос его по-прежнему звучит как у настоящего профессионала, а не как у испуганного ребенка:

– Прежде чем я произведу первый надрез, необходимо сделать еще одно – то, что считается главным в нашей больнице.