– Да, знаю, – хмуро проговорил Клаус. – Стоит кому-нибудь узнать нас по фотографиям, помещенным в «Дейли пунктилио», – и мы окажемся в тюрьме раньше, чем поможем Вайолет.
– Переодеться? – предложила Солнышко.
– Уж не знаю во что, – ответил Клаус, оглядывая недостроенное помещение. – У нас тут только и есть что фонарики да несколько тряпок. Может, если завернуться в тряпки и поставить себе на голову фонарики, мы могли бы попытаться выдать себя за груды строительных материалов?
– Гидууст, – возразила Солнышко, что означало «Но груды строительных материалов не расхаживают по больницам».
– Значит, придется войти в больницу как есть, – ответил Клаус. – Просто надо соблюдать крайнюю осторожность.
Солнышко закивала с большим воодушевлением, и в данном случае это означало, что она считает соблюдение крайней осторожности превосходным планом. А Клаус с воодушевлением закивал ей в ответ, но когда они покинули недостроенное крыло здания, воодушевление по поводу дальнейших действий начало с каждым шагом убывать. С того ужасного дня на пляже, когда мистер По принес им известие о пожаре, все трое Бодлеров соблюдали крайнюю осторожность, когда жили у Графа Олафа, и тем не менее Солнышко в конце концов очутилась в клетке, раскачивающейся за окном олафовской башни. Они соблюдали крайнюю осторожность, когда работали на лесопилке «Счастливые запахи», и все равно Клауса загипнотизировала доктор Оруэлл. И теперь Бодлеры вели себя осторожнее некуда, но больница оказалась таким же враждебным миром, каким были все места, где детям довелось жить. Едва Клаус и Солнышко вошли в достроенную половину больницы, причем ноги их двигались все с меньшим воодушевлением, а сердца бились быстрее и быстрее, как услышали нечто, успокоившее их взволнованные души:
И тут же из-за угла показалась Группа Поющих Волонтеров – они шли по коридору, распевали свою веселую песню и несли огромные связки воздушных шаров в форме сердца. Клаус и Солнышко переглянулись и бросились за ними вдогонку: где лучше укрыться, как не среди людей, которые считают, что «отсутствие новостей – хорошая новость», и поэтому не читают газет?
К их великому облегчению, волонтеры не обратили на Клауса и Солнышко никакого внимания, когда те просочились в их ряды, то есть скользнули в середку поющих людей. Лишь одна особенно жизнерадостная певунья их заметила и немедленно протянула по воздушному шарику. Клаус и Солнышко пошли дальше, прикрывая шариками лица, так чтобы любой встречный увидел двух волонтеров с блестящими, наполненными гелием шарами, а не двух преступников, прячущихся среди Г. П. В.
Дойдя до припева, волонтеры вошли в палату с намерением вселить в больных жизнерадостность. В палате на двух неудобных койках лежали мужчина с обеими ногами в гипсе и женщина с обеими руками на перевязи. Не прекращая петь, один из волонтеров протянул мужчине шарик, а другой шар прицепил женщине на гипсовую повязку, поскольку та не могла держать его сломанными руками.
– Простите, – хриплым голосом обратился к волонтеру больной, – не позовете ли сиделку? Утром мне полагалось принять обезболивающие таблетки, но никто ко мне не заходил.
– А мне бы стакан воды, – слабым голосом попросила женщина, – если вам не очень трудно.
– Извините, – ответил бородач, после того как сперва настроил гитару. – Нам некогда заниматься такими пустяками. Надо обойти все палаты до единой, мы спешим.
– А кроме того, – добавил другой волонтер, улыбаясь во весь рот, – жизнерадостное настроение более эффективно в борьбе с болезнью, чем обезболивающие лекарства или стакан воды. Не унывайте, и пусть вас радуют воздушные шарики. – Волонтер сверился с листом, который держал в руках. – Следующий по списку – Бернар Риё, палата сто пять в Чумном отделении. Вперед, братья и сестры!
Члены Г. П. В. громогласно попрощались с больными и, выйдя из палаты, снова запели.
Клаус и Солнышко выглянули из-за шариков и с надеждой посмотрели друг на друга.
– Если мы обойдем все палаты, – шепнул Клаус, – мы наверняка найдем Вайолет.
– Мушульм, – шепнула в ответ Солнышко, что означало «Согласна, только не слишком-то приятно видеть столько больных людей».