Тридцать третье марта, или Провинциальные записки

Михаил Бару Тридцать третье марта, или Провинциальные записки

Предисловие Вадима Жука

Вот вам автобус, а вот паровоз, электричка,

Вот вам родная, родная, родная страна.

Кто она вам? Мама, мачеха, тёща, сестричка?

Или подружка? А, может, по Блоку — жена?

«Нужно проездиться Вам по России», —

так назидал Николай на странице из «Выбранных мест».

Белое пёрышко ход продолжает гусиный,

Значит, поехали. Что же мы видим окрест?

Что же мы видим? Как наши устроены глазки,

То и увидим. Радищев увидит одно,

Пушкин — другое. А что предадим мы огласке

Из наблюдённого? То-то, дружок, и оно.

Что наша мысль — с коромыслом бредущая вумен,

Или стремительно с горки летящий малец?

Кто нам позирует — мокрые личики гумен,

речка, буфет, календарик древесных колец?

(Гоголь, проездившись, стал, между прочим, безумен,

автор не метит в пророки, пока ещё жив, остроумен,

вряд ли его ожидает подобный конец.)

Автор в дороге. Он тихая часть населенья,

Он населяет гостиницу или избу,

Верит, и правильно делает, в щучье веленье,

Борется с неодолимой писательской ленью,

И, слава Богу, не пишет про «путь» и «судьбу»

Милой Отчизны. А пишет про травку-муравку,

Шуйское мыло, про город Ковров и коров,

Неторопливо заходит в музей или в лавку,

Нижет, за главкой, как бусинку, новую главку

Или, как рыбку за рыбкой, на прутик улов.

Славное чтение! Где не бывал — интересно,

Где побывал — так свои впечатленья сравнишь.

Это известно, а это тебе неизвестно,

Это смешно, а над этим слегка загрустишь.

Славная книжка! На чтенье глаза раскатаешь,

Вытянешь ноги на тёплой московской печи,

Да и лежишь себе — Мишину книжку читаешь…

Вот и читайте. А ты, Де Кюстин, помолчи.

Предисловие автора