Тридцать семь

Я не как друг скажу все это, нет.
Кем для тебя я был – теперь не важно.
Ужасно умереть в расцвете лет,
И жить с такою смертью рядом страшно.

На нашем, на студенческом веку
Мы сталкивались редко и немного.
Как человек, молчать я не могу.
Ты слабость эту мне прости, Серега.

Прости, что я тебя так мало знал,
Что не был твоим другом верным, старым.
Прости, что в этот день не распознал
Симптомы наступавшего кошмара.

Ты руку жал мне искренне вполне,
Поздравив чепуховой, доброй фразой.
Ты повтори ее, братишка, мне,
Ты гаркни в ухо мне ее, заразу.

Когда я пол шампанским растворял,
А ты с улыбкой наблюдал в сторонке,
Тот выстрел пробки у меня застрял
Навеки в барабанной перепонке.

О! Господи, тот день мне возврати,
Минуту ту, где мы стоим со всеми.
Серега, ты нас всех сейчас прости,
Что не были с тобой все это время.

Я не могу, я не хочу понять,
Мириться страшно: в двадцать два от роду
Не в праве мы судьбу свою менять
На жуткую истерику природы.

Она скупа, рехнувшаяся дрянь,
Взбесилась ненароком от испуга.
Она уже забыть успела грань,
Где жизнь и смерть должны сменять друг друга.

Зачем-то мы рождаемся на свет?
Растем зачем-то, учимся, взрослеем…
Уж точно не за тем, чтоб в двадцать лет,
Жизнь не прожив, уже расстаться с нею.

24.06.1993 г.

Высший смысл