Тридцать один

Они держались за веревку, сосредоточив внимание на приближающемся хрустальном шаре. Карабкались, перебирая ногами и отталкиваясь от пустоты. Судя по их напряженным лицам, ползти к самому яркому миру, тяжело.

Мне хотелось поделиться впечатлениями. Подбодрить их, но поминая дядины слова, я молчал. Как не странно, безмолвствовал и голем. Со своего последнего протеста, он не произнес ни слова.

Сверкающий овал увеличился. Оливье протянул вперед руку. Я смотрел из-за его спины, поэтому создавалось впечатление, что он касается поверхности сферы. Я видел под его пальцами темное пятно, похожее на ручку, и даже не удивился, когда оно сместилось вниз. Дядя открыл, состоящую из светящихся голубых нитей, дверь. Она вибрировала и мигала в такт собственным подергиваниям. В проеме появились заросли травы. Налитые соком стебли перегораживали проход.

Оливье набрал воздуха и дунул. Трава закачалась и загнулась в стороны, освобождая тропинку, через десяток шагов, упирающуюся в заросшую одуванчиками, поляну. Они уже сменили желтую шапку на белую и готовились к путешествиям. От малейшего дуновения ветра семена разлетались вокруг.

– Кощея мне на праздник урожая! – выругался Оливье. – Этого только не хватало!

– Что-то идет не так? – взволнованно произнес архивариус.

– Это мир фей, грёбаный Фейри Хаус!

– Что в этом ужасного? – не понял архивариус.

– Помощи от них не добьешься, а по-другому нам не выбраться!

– Прошу прощения, мастер Оливье, но я не понимаю, что вы имеете ввиду, потому как не владею полной информацией и опасаюсь сделать неверные выводы.

– Нужно, чтобы нас потянули снаружи. – ответил дядя, задумчиво разглядывая поляну.

Я не понимал, что он рассматривает в траве, пока не заметил движение. Ветер качнул длинные стебли одуванчиков. Одна пушистая белоголовая семянка оторвалась от ложа и теперь парила. Ее хохолок изгибался, словно она отталкивалась от воздуха. Под пушистым лилейным куполом летела крошечная фея. Она отчаянно работала крыльями, стараясь развернуть семянку в нужную сторону.

– Какая махонькая! – воскликнул я.

Оливье вздохнул.

– Угораздило же. – протянул он. – Попасть прямо в ясли.

– Как нас должны тянуть? – уточнил архивариус.

– Кого как. – промычал дядя. – Кого за поводок, кого за бороду!

– Полностью разделяю ваш подход. Ирония помогает нам мягче реагировать на негативные жизненные ситуации. – согласился Мровкуб. – Но один юмор, к сожалению, не позволит нам выбраться.

– Точно. – согласился Оливье. – Давай, заморыш, освобождайся быстрее.

– Отвязываться? – испуганно переспросил я.

– Живо! – повысил голос дядя.

Я начал распутывать узел. Пальцы дрожали, отказываясь повиноваться. Зачем мне отвязываться, неужели нельзя без этого. Я не хочу остаться здесь.

– Да не мандражируй, ты первый вылетишь отсюда!

– Вперед ногами! – подбодрил Евлампий.

Я злобно зыркнул на голема. От него, такое пожелание особенно неприятно услышать. Весь такой серьезный и напряженный. Судя по каменному выражению лица, готовится прочесть некролог.

Справившись с веревкой, я вопросительно посмотрел на дядю. Вместо ответа, он протянул руку.

– Хватай за левую! – скомандовал он, обращаясь к архивариусу. – А ты ногами отталкивайся! – добавил он, повернувшись ко мне.

Я попытался. Получалось не очень.

– Что ты лягаешься! – вскипел Оливье. – Отталкивайся говорю, будто плывешь!

Я старался. Распластавшись между дядей и архивариусом, я дергал ногами, пытаясь никого не задеть.

Мне удалось. Один раз. Второй.

– Давай! – крикнул дядя.

Они резко дернули меня за руки, и я полетел в открытую учителем дверь.

Хотя Оливье орал, чтобы я не шевелился, мое тело самостоятельно, на инстинктах, изогнулось и распластало конечности. Я ударился об дверное полотно и плашмя упал в проем. Не смог пролететь в него и застрял в прозрачной липкой субстанции, загораживающей Фейри Хаус.

– Меня не пускает! – пожаловался я, пытаясь отлепиться от склизкой поверхности.

– Ты муха. – философски заметил Евлампий. – Ты застрял в паутине и чем сильнее будешь дергаться, тем быстрее прибежит паук!

– Какой паук? – завопил я. – Не надо паука!

Я перестал освобождаться и застыл.

– Что делаешь? – взревел дядя.

– Ничего! – ответил я.

– Крысеныш! Ты должен привлечь внимание, попробуй просунуть руку.

– А паук?

– Какой паук? Якорь тебе в заливное! Пихай руку!

– Я не могу.

Меня схватили за лодыжку. Я взвизгнул и лягнулся свободной ногой.

– Юноша, прошу вас поосторожнее, я всего лишь пытаюсь закрепить веревку у вас на щиколотке.

Я перестал болтать ногой. Уж кто-кто, а архивариус страха у меня не вызывал.

– Толкай правую руку. – распорядился Оливье у моего уха и надавил на плечо.

Сначала, сквозь липкую завесу проскользнул палец, а потом и вся ладонь. Только дальше, как мы не упирались, как не толкали, рука не лезла.

– Ладно. Так сойдет. – сдался дядя.

– Что дальше? – спросил я.

– Мы выберемся, если кто-нибудь с другой стороны, потянет тебя за руку.

– Прошу прощения, за свою безмерную любознательность, но как все это выглядит из Фейри Хауса? – вмешался Мровкуб.

Оливье усмехнулся.

– Его рука. – кивнул он в мою сторону. – Торчит посреди поляны, из воздуха.