Тридцать лет среди индейцев

С нами жил в то время индеец, по имени Вау-бе-бе-наис-са (Белая Птица), с которым я был давно знаком. Мои охотничьи успехи пробудили в нем зависть и раздражение, и он начал строить против меня козни. Из-за этого человека и стремясь не привлекать к себе внимания похвальбой, я не захотел устраивать пира в своей палатке, как полагается в таком случае. Это сделал один из сопровождавших меня юношей. Я же, утолив сначала голод своих детей, распределил оставшееся мясо среди других семей. В числе приглашенных на пир находился Вау-бе-бе-наис-са. Как я позднее узнал, он воспользовался этим вечером, чтобы настроить против меня индейцев, обвинял меня в высокомерии и зазнайстве и утверждал, что я навлек на них различные беды. Но я не выходил из своей палатки, предпочитая не обращать на происходящее никакого внимания, и не опровергал его несправедливых обвинений. Назавтра задолго до рассвета женщины ушли за остатками туш двух убитых мною бизонов. Я же показал нескольким индейцам, куда надо стараться попасть, целясь в бизона, и они отправились туда, где паслись стада, убив на сей раз нескольких животных. Вскоре у нас было вдоволь мяса, и все больные, даже лежавшие при смерти, поправились. Только одна женщина сошла с ума от голода и в течение целого месяца находилась в таком состоянии.

Предводитель нашей группы, по имени О-поих-гун (Трубка), вместе со своими родичами, занимавшими три палатки, остался со мной, тогда как все другие мужчины разбрелись в разные стороны, преследуя бизонов. Среди оставшихся были Вау-бе-бе-наис-са и его зять. Я убил много жирных бизонов и лучшие куски от 40 туш провялил на воздухе. После перенесенных нами жестоких лишений хотелось оградить семью от повторения такого бедствия. Кроме того, я продолжал мечтать о возвращении в Соединенные Штаты и моим близким предстояло на некоторое время остаться одним, без мужчины, который охотился бы для них. Я заготовил 20 больших мешков пеммикана, купил 10 бочонков емкостью по 10 галлонов и наполнил их жиром, провялил много языков и заготовил другие продукты.

Прошло довольно много времени, пока я наконец разгадал истинные намерения Вау-бе-бе-наис-сы, всегда околачивавшегося поблизости от моей палатки: делал он это, просто чтобы позлить меня и вывести из себя.

Когда настало время тронуться в путь, у меня накопилось так много мяса, что пришлось четыре раза возвращаться с собаками, чтобы постепенно перевезти весь груз на новое место стоянки. Однажды Вау-бе-бе-наис-се удалось подстеречь меня в том месте, где я складывал поклажу. Схватив меня за длинные, свисавшие на плечи волосы, он закричал: «Вот конец твоего пути! Посмотри вниз и запомни это место, где волки и стервятники будут обгладывать твои кости!»

Я спросил его, почему он собирается применить насилие. «Ты чужак, — ответил он, — и бесправный среди нас. А между тем ты похваляешься, выставляя себя лучшим охотником, и хочешь, чтобы мы почитали тебя, как великого человека. Мне твоя наглость давно надоела, и я решил покончить с тобой немедленно!» Убеждать его было бесполезно. Видя, что он хочет разбить мне череп о ствол тополя, я резким движением освободил свою голову, оставив в его руке часть волос, и индеец, потеряв равновесие, упал на землю. Но во время борьбы он зажал зубами три пальца моей правой руки и прокусил их до кости. Чтобы выдернуть правую руку, я ударил его левой в глаз; у него отвисла челюсть, и он тотчас вскочил на ноги. Рядом лежал мой томагавк. Противник увидел его, схватил и так сильно замахнулся, чтобы ударить меня по голове, что, когда я отпрянул в сторону, не удержался и сам рухнул на землю. В одно мгновенье я бросился на противника, вырвал томагавк и, отбросив его далеко в сторону, продолжал прижимать индейца к земле. Меня взбесило это ничем не вызванное свирепое нападение. Но я не хотел его убивать. Нащупав рукой толстый кол от палатки, я взял его и приказал противнику встать, а затем начал его избивать. Индеец тотчас бросился бежать, но я преследовал его 200-300 ярдов, нанося удары.

Когда я возвратился к своей палатке, меня уже поджидали зять Вау-бе-бе-наис-сы и двое других юношей, прибежавших на его крики.

«Что ты там еще натворил?» — крикнул в бешенстве один из них, и в ту же минуту все трое бросились на меня. Я очень устал, и им легко удалось повалить меня на землю. Тотчас подошел и сам Вау-бе-бе-наис-са, схватил меня за черный шелковый платок, который я носил на шее, и начал душить, топтать ногами и бить; под конец он бросил меня в снег. Я услышал, как один из четырех сказал: «Он умер!»