Тридцать лет среди индейцев

Вечером после этого происшествия вожди стали обходить лагерь, чтобы поговорить со всеми воинами. Смысл их речей сводился к тому, не лучше ли будет на следующее утро отправиться в страну сиу, вместо того чтобы ссориться и увечить друг друга. Мы снялись с места, но наш отряд уменьшился наполовину. Оставшиеся отправились по домам.

Стояла поздняя осень, и через два дня после того, как мы покинули Черепашью гору, внезапно наступил холод, начались ливни и снегопады. В непогоду пали две лошади, и многих воинов ожидала гибель. Но у большинства оджибвеев были пуккви из бересты такой величины, что под ними могли укрыться чуть ли не трое мужчин. Они поспешили на помощь беззащитным, и так удалось защитить от непогоды почти весь отряд.

Как только буря утихла, мне передали, что Ба-гис-кун-нунг разыскивает меня, чтобы призвать к ответу за уведенную лошадь. «Хорошо, — сказал я, — у Ба-гис-кун-нунга осталось по меньшей мере две лошади. Если он будет поносить меня за одну украденную лошадь, то я заберу другую». К полудню явился сам Ба-гис-кун-нунг, но Ва-ге-то-та, Ке-ме-вун-нис-кунг и другие друзья были наготове, чтобы предотвратить насилие. Он подошел ко мне, когда я поджаривал себе кусок мяса, и простоял примерно два часа, смотря сурово в мою сторону. Затем он ушел, так и не проронив ни слова.

Через два дня еще 200 ассинибойнов пустились в обратный путь. Остававшиеся индейцы осыпали их оскорблениями, но, видимо, это не произвело никакого впечатления. Дезертирство мелкими группами стало теперь обычным явлением. Надеясь положить этому конец, вожди приказали 50 самым решительным юношам идти в хвосте отряда, но это не помогло.

Когда до деревни, на которую мы собирались напасть, было уже не больше двух дней пути, нас осталось всего 400 человек; но еще через день и среди них немногие соглашались следовать за Мач-а-то-ге-вубом. Он поднялся в обычное время и пошел вперед один. Но, пройдя одну милю и увидев, что никто за ним не идет, вождь остановился посреди прерии и сел на землю. Время от времени к нему присоединялся то один, то другой индеец, но на каждого из них приходилось примерно 20 сбежавших. Вместе со своим молодым шурином я решил ждать, чем все это кончится. Увидев, что в отряде, первоначально состоявшем из 400 человек, нашлось только 20 воинов, готовых идти за вождем, мы к ним присоединились. Не успели мы пройти несколько шагов, как один из возвращавшихся домой ассинибойнов умышленно поджег траву в прерии. Это заставило всех нас, за исключением вождя и еще одного-двух человек, повернуть назад. Вождь подошел к самой деревне сиу, день-два тайком бродил вокруг нее, но был замечен и бежал, так ничего и не предприняв. Сиу некоторое время преследовали нас и даже приблизились на такое расстояние, что мы их видели. Но нападать они не стали и мы все благополучно вернулись домой. Так закончился этот большой военный поход, к которому мы так тщательно готовились и на который возлагали большие надежды. На обратном пути Ке-ме-вун-нис-кунг отобрал лошадь у ассинибойна, устроившего пожар в прерии, и избил его, а тот не посмел сопротивляться.

По прибытии в Пембину мы устроили попойку, как полагается отряду, вернувшемуся из похода. Я принял в ней участие, но пил в меру. Когда я был уже навеселе, кто-то презрительно отозвался о моем ружье, поломанном Ва-ме-гон-э-бью. Свой нож я одолжил индейцу, собиравшемуся нарезать табак, но у костра лежала заостренная палка, на которой поджаривают мясо. Я схватил ее и, увидев лошадь Ва-ме-гон-э-бью, стоявшую у его палатки, воткнул палку в бок животного. При этом я громко выкрикивал те же слова, что и Ва-ме-гон-э-бью, когда ломал мое ружье. Лошадь рухнула на землю, но подохла лишь на следующее утро.

Я собирался вернуться к Лесному озеру с пятью другими воинами. Но наш предводитель Ша-гвау-ку-синк после этого случая испугался и еще ночью скрылся на маленьком каноэ. Я не хотел уезжать ни ночью, ни на рассвете, чтобы Ва-ме-гон-э-бью не подумал, что внушает мне страх. Я не отходил далеко от его палатки, пока не увидел его самого и Нет-но-кву. Затем я обменялся рукопожатием со всеми своими друзьями и только после полудня отправился за Ша-гвау-ку-синком, который поджидал меня в лесу. Ва-ме-гон-э-бью не сетовал на потерю лошади. Вероятно, он был даже этим доволен, ведь каждый индеец всегда ждет возмездия за совершенное им правонарушение. Таков обычай индейцев, и человека, не сумевшего отомстить, все презирают.