Теперь их было сорок восемь: сорок восемь живых, мыслящих, разгуливающих и скандалящих существ – полсотни бестий в образе человека. Тридцать два копировали меня, остальные шестнадцать воспроизводили гостей из парламента. И хоть все они меж собой были поразительно несхожи, каждый из тридцати двух в отдельности походил на меня, что-то во мне отражал. Я не мог бы назвать их своими детьми. Это были мои двойники, материализованные изображения меня в глазах окружающих и моих собственных, мои фотографические карточки, вынутые и оживлённые не из семейного альбома, а из мозга моих знакомых и моего. Я не уставал удивляться, до чего же у меня мерзкий вид на всех этих копиях. Ни один из них даже отдалённо не напоминал того, что я мечтал увидеть в себе. Единственное, что могло служить мне грустным утешением, было то, что остальные шестнадцать были ещё гадостней, чем те тридцать два – мои…
Два робота шагали по бокам, один прикрывал меня сзади. Я сказал механическим телохранителям:
– Сегодня придётся жарковато! Следите, чтоб с вас не сбили управляющие антенны.
У входа на меня набросился первый двойник, мой крохотный уродец, не устававший кричать, что гениальнее его на свете человека не существовало. Он вынесся из двери, только я вступил в коридор, и попытался укусить меня в руку. Робот легко отшвырнул его к стенке.
– Вы наглец! – надрывался первый двойник. – Вы троглодит! Вы неконституционны! Никто не дал вам права лишать меня человеческих прав! Отдайте мне земной шар! Я пожалуюсь на ваш деспотизм в Верховный Суд!
Его визг расшевелил остальных. Один за другим они выползали и выскакивали из номеров. Я прибавил шагу. Даже под защитой трёх роботов я не хотел столкнуться со всей их оравой в коридоре. Я шёл, а они торопились за мной – огромные и крохотные, широкоплечие и узкогрудые, вымахавшие до двух метров двадцати и не добравшиеся до метра сорока – народ, удивительно разнообразный по внешности и мёртвенно, уродливо-однообразный по существу.
В обширном холле я присел за столик у стены и открыл совещание своих и прочих двойников. Я вежливо попросил их рассесться. Три робота бдительно следили, чтоб никто не приблизился ко мне.
– Итак, джентльмены, начнём! – предложил я. – У вас, кажется, имеются ко мне претензии?
– Деньги! – прорычал второй двойник, от О’Брайена. – Вы обещали нарубить монет, профессор. Какого чёрта вы медлите?
– Здесь так мало слуг! – простонал третий, от Мартина. – Меня водит под руку один робот. Разве это можно вытерпеть? Я хочу, чтоб меня водили под обе руки.
– Внимание, джентльмены, внимание! – надрывался, ёрзая в кресле, юркий двойничок от Мак-Клоя, четвёртый по счёту. – Я сейчас вас всех объего… то есть успокою! Мы создаём компанию на один миллиард долларов под моим председательством и легко вытаскиваем…
Седьмой двойник, от Роуба, не вынес напора ожесточённых страстей и вскочил. Его дикие глаза зловеще фосфоресцировали.
– Я предложу уважаемому собранию изящненький заговорчик! – проскрипел он. – Удивительно красивая штучка, её можно носить в кармане. Мы берём государство, продырявливаем его посередине, потом закладываем, понимаете, такая штука…
Все голоса заглушил железный рык верзилы, воспроизводившего одного из гостей.
– Миномёты! – заревел он. – Орудия и торпеды! Я хочу поиграть ручной атомной бомбой!
Тут все разом заорали, завопили, завизжали, заскрежетали и заскулили. Я молча разглядывал их разъярённые морды. Я испытывал радостный трепет от мысли, что участь их решена. Разумеется, я не показал им, о чём думаю. Я был холоден и невозмутим. Если бы я держался хоть немного по-иному, они разорвали бы меня в клочья, смяв охраняющих роботов. Просто удивительно, до какого жара накалялась злоба, одушевлявшая эти конвейерные создания. Они жили лишь ради того, чтобы кого-то кусать, облапошивать, взрывать и валить.
Когда на мгновенье наступила тишина, шестой двойник, от Паркера, надменно проговорил, откидываясь в кресле:
– Какой невероятный шум, профессор! Не могли бы вы повырывать языки у этих весьма уважаемых джентльменов?
Я поднял руку, чтоб притушить хоть немного новую бурю воя, визга и рёва.
– Я вполне понимаю ваши благородные желания! – сказал я. – И от души вам сочувствую. Но поверьте, не всё зависит от меня. Я не могу своей личной властью выпустить вас в мир. Нужно, чтоб с вами познакомились предварительно ваши духовные отцы, они-то и решат, кто из вас достоин существования и воспроизводства.
– Подавайте нам отцов! – завопил одиннадцатый двойник – не то мой, не то одного из членов комиссии, – я так до конца и не разобрался, кого он копирует. – Ох, и поговорю я со своим папашей!
Я продолжал:
– В это воскресенье состоится ваша встреча с родителями. Вы выскажете им всё, что думаете о них и что желаете получить. Советую основательно поразмыслить перед встречей.
– Пулемёты будут? – прогремел Восемнадцатый. – Я категорически настаиваю на пулемётах. Раздайте нам хотя бы по ножу. Без этого встреча не удастся, не тешьте себя напрасными иллюзиями!