Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

Латимер, нахмурившись, одернул себя: зачем говорить глупости — ведь Димитриос был убит ударом ножа в живот. Он пытался представить мистера Питерса с ножом в руке, но у него ничего не получилось — невозможно было поверить, чтобы толстяк кого-нибудь зарезал. Это заставило его рассмотреть все заново. Нет, подозревать мистера Питерса в убийстве Димитриоса не было никаких оснований. Но даже если бы таковые и имелись, все равно надо было выяснить, что связывало этих людей. Кстати, существовала ли эта связь на самом деле, тоже еще требовалось установить. И ко всему прочему он, Латимер, обладал какой-то таинственной информацией, причем не сознавая этого. Все это очень напоминало решение системы уравнений со многими неизвестными, из которой ему было дано только одно биквадратное уравнение. Как же ему к этой задаче подступиться?

Да, и вот еще что: почему мистеру Питерсу так хотелось, что бы он приехал в Париж? Так называемое объединение ресурсов (непонятно, что бы это могло значить?) вполне можно было осуществить и в Софии. Черт бы побрал этого мистера Питерса! Латимер встал с постели и пошел в ванную. Сидя в горячей, слегка ржавой воде, он наконец решил, что надо выбрать какое-нибудь одно из двух направлений. Либо возвратиться в Афины и продолжить работу над новой книгой и тем самым навсегда выбросить из головы и мистера Питерса, и Гродека, и Димитриоса; либо, отправившись в Женеву, нанести визит Гродеку (если, конечно, это было не вымышленное лицо), отложив пока решение вопроса о поездке в Париж.

Очевидно, первый путь был наиболее разумным. В самом деле, он начал расследование прошлого Димитриоса, оправдывая себя тем, что начатый им эксперимент должен быть в высшей степени объективным и беспристрастным. Следовательно, его действия не должны были походить на действия человека, охваченного наваждением. Между прочим, ему удалось обнаружить кое-какие сведения, которые были неизвестны. Удовлетворив свое тщеславие, он должен был вернуться к своему писательскому ремеслу, потому что ни Димитриос, ни мистер Питерс не могли дать ему средств к существованию, а для этого надо было позаботиться, чтобы издательство перевело на его текущий счет деньги за новую книгу. Что касается полумиллиона франков, то нельзя же в конце концов заниматься такими глупостями. Итак, необходимо было тотчас вернуться в Афины.

С другой стороны, не появись в его номере этот тип, он бы занялся раскопками в Белграде, но таинственный мистер Питерс посоветовал ему произвести раскопки не там, а в Швейцарии. И хотя мистер Питерс сделал ему определенное предложение, можно было, не принимая его предложения, послушаться совета. Да и сам он не очень-то верил, что ему удастся выбросить из головы Димитриоса и мистера Питерса. Удовлетворенное тщеславие? Да ничего подобного. И все эти разговоры об объективном расследовании — одна сплошная чепуха. Что касается обнаруженных им подробностей, то ведь, если честно, ничего он еще не обнаружил. Да, несомненно, его интерес к Димитриосу все больше походил на наваждение. Это было нехорошее слово, с которым у Латимера ассоциировались горящие фанатизмом глаза и неоспоримые доказательства того, что земля — плоская и стоит на трех китах. Однако Димитриос притягивал его к себе, и вряд ли он мог бы спокойно заниматься новой книгой, зная, что где-то вблизи Женевы живет человек, который может рассказать о Димитриосе массу любопытного. Значит, с этой точки зрения возвращение в Афины было бы пустой тратой времени. Да и с текущим счетом ничего не случится — просто он сдаст рукопись в издательство на несколько недель позже.

Он вышел из ванны и начал вытираться полотенцем.

Мистер Питерс также требовал разъяснения. Попробуй выброси его из головы — да тех, кто мог это сделать, раз, два и обчелся, тем более что надо было, сидя за рабочим столом, писать новую книгу. Самое же привлекательное было в реальности убийства — это не то дистиллированное убийство из детектива, когда был труп, были улики, были подозреваемые в убийстве, — нет, здесь самому шефу полиции не оставалось ничего другого, как, пожав плечами, умыть руки и предать разлагающийся труп земле. В том-то все и дело, что Димитриос был такой же осязаемой, вызывающей любовь или ненависть фигурой, как Прудон, как Монтескье, как Роза Люксембург, а не одним из тех картонных героев, которые заполонили детективы. Когда вы создали вымышленный мир для тех, кто хочет убежать от действительности, вы ведь можете и сами с комфортом расположиться в нем. Но при этом всегда есть тонкая, как бумага, перегородка, отделяющая ваш мир от действительности: проткните ее, и вы окажетесь в том страшном мире, в котором вы живете.