Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса

«Что касается объяснений подсудимого по поводу своих действий, то им просто нельзя доверять. Нам известно, что подсудимый умный человек, бывший преподаватель университета, автор нескольких научных работ. Кроме того, нам известно, что он автор нескольких детективных романов, имевших успех, но, с точки зрения разумного человека, представляющих собою не более чем пищу для незрелых умов. Как бы там ни было, проводимая в этих книгах идея, что все здравомыслящие люди должны помогать полиции в ее борьбе с преступностью, делают их небесполезными. Из объяснений подсудимого получается, что он вступил в сговор с Питерсом не как сообщник шантажиста, а всего лишь как человек, желавший удовлетворить свое любопытство. Если бы это было правдой, то так мог вести себя лишь умственно отсталый ребенок, а не взрослый разумный человек. Прошу также присяжных заседателей обратить внимание на тот факт, что господин обвинитель настаивает на участии обвиняемого в дележе суммы. Поэтому его объяснение мы не можем рассматривать иначе, как попытку уйти от ответственности».

Если дело будет слушаться во французском суде, то речь судьи будет похлеще, — подумал Латимер.

Ужинать ему пока не хотелось, и он пошел по улице в направлении Оперы. Теперь уж ничего не изменишь, — вдруг подумал он, — волей-неволей придется помогать мистеру Питерсу. Почему же, — одернул он себя, — а если пойти в полицию прямо сейчас, сию минуту, то ведь еще многое можно изменить.

Далеко впереди он заметил человека в плаще, очень похожего на полицейского. Латимер ускорил шаг. Возле подъезда, прислонясь к стене, стоял полицейский и покачивал резиновой дубинкой. Латимер спросил его, где находится ближайший участок. Надо было пройти еще три квартала.

Вход в участок загораживали трое разговаривавших между собой полицейских. Они расступились, чтобы пропустить Латимера. К стене была прикреплена табличка, на которой было написано, что по всем вопросам следует обращаться на второй этаж. На второй этаж вела железная лестница. Из комнаты под нею доносились звуки голосов и стук пишущей машинки. Сильно пахло камфорой и не очень сильно, но все же ощутимо, мочой.

Пока Латимер поднимался по лестнице, в нем еще больше утвердилась решимость рассказать все, что он знает. Комната, в которую он вошел, была разделена на две половины деревянной перегородкой, лоснившейся от прикосновения. За перегородкой стоял полицейский и, держа в левой руке маленькое зеркальце, что-то рассматривал у себя во рту.

Латимер соображал, что сказать. Если бы он начал так: «Я знаю убийцу и хотел получить от него деньги, шантажируя его. Но я раскаялся и решил сообщить о нем полиции», — то его бы наверняка приняли за пьяного или сумасшедшего. Видимо, надо было рассказать о том, как он напал на след и что из этого вышло. В этот момент полицейский заметил его и резко повернулся в его сторону.

— Что вам угодно?

— Я желаю видеть месье комиссара!

— Зачем?

— У меня есть для него кое-какая информация.

— Какая информация? — наморщил лоб полицейский. — Нельзя ли поточнее?

— Дело связано с шантажом.

— Вас кто-то шантажирует?

— Нет. Шантажируют другого. Дело очень серьезное и очень сложное.

— Ваше удостоверение личности, пожалуйста.

— У меня его нет. Я прибыл во Францию три недели назад.

— Тогда ваш паспорт.

— Он у меня в отеле.

Чело полицейского разгладилось — челюсти сжались. Все теперь становилось ясно, и можно было действовать согласно строго установленным правилам.

— Это очень серьезно, месье, — сказал он непререкаемым тоном. — Вы это понимаете? Вы англичанин?

— Да.