Тридевятое царство. Удар Святогора

– Иначе никак, – вздохнул посетитель, – право судить и вершить наказание должно быть не только в твоих глазах, но и в глазах народа непреложно. Если ты, князь, равен всем нам, почему ты судишь нас? Не может быть тот, кто вершит закон и суд, равен остальным.

– А если князь вершит неправый суд? Как тогда управу на него найти?

– Управа на князя есть, и это царь. Высшая власть – ибо выше царя только сам бог и есть. У нас даже таинство такое предусмотрено, когда царя благословляют на царство. И все остальные равны в своем неравенстве перед ним.

– Ты за словами не прячься; а если царь вершит суд неправый? Если царь настолько плох, что чаша терпения народного переполнится?

– У нашей веры нет ответа на этот вопрос, мы о душах людских заботимся, мирская власть – не наше дело.

– Но учите же…

– Учим, потому что иначе будет еще хуже. Даже самый плохой царь лучше, чем вообще никакого.

– Ха.

– Разве было хоть раз, чтобы плохой царь настолько сильно довел людей, чтобы взбунтовалось большинство? Обычно дурных царей убивают или отстраняют князья-бояре. Но это не наше учение, мы мирских дел не касаемся.

– Ты хочешь сказать, что Святогор прав, а я нет? Мы с ним давно спорим, твои прадеды не родились еще, когда мы начали.

– Святогор прав, и ты, Микула, тоже прав, потому как вы два главных богатыря земли Русской, два защитника земли нашей и народа ее.

– А вот не получается у нас у обоих быть правыми. Вот, например, случай был…

– Я не могу дать ответ на все вопросы – я ведь не бог. Но если хочешь услышать правду-истину, то она в том, чтобы вы со Святогором двигались друг другу навстречу, а не тянули в разные стороны. Как и власть с народом. И наша в том задача состоит, чтобы помогать вам идти навстречу, сближаться. Ведь не понимая, может быть, всего, но сердцем же ты, Микула, чувствуешь, что есть за Святогором какая-то правда. И он, поверь мне, чувствует то же самое.

В этот раз Микула думал долго.

– Ты и правда совсем не похож на тех, прежних. Есть хочешь? У меня каша есть с молоком и хлебом. Хочешь?

– Не откажусь, раз хозяин угощает.

– Вот, кстати, раз тема еды всплыла. У вас, говорят, такое есть явление, когда вы не едите мяса или что-то там еще. Это зачем? Вот я тех, прошлых, спросил, а они мне начали заливать, что так ты ближе к богу. Я ответил, что если ты голодным ближе к богу, то не кушай вовсе; помрешь, правда, но к богу будешь ближе всех. Как же они меня назвали… еретик, во как. Сжечь на костре меня грозились. А ты что скажешь?

– У поста смыслов несколько. Править народом, который придерживается учения, могут только те, кто и сам придерживается тех же основ.

– Опять про власть?

– Про нее, – мягко улыбнулся гость, – и вот представь себе: и князь и бедняк в какие-то дни едят простую пищу, тем самым подчеркивая свою соборность.

– Со… что?

– Общность народа промеж собой. И князья и бояре ведь плоть от плоти своего народа.

– То есть, кушая скромно, и князь и бедняк как бы становятся ближе друг к другу?

– Вольно или невольно.

– Единение – это хорошо, – кивнул Микула, – но, может, и лучше есть что-то?

– Может, и есть, – согласился гость, – если кто придумает и сделает – честь ему и хвала.

– Ладно; а ты сказал, есть и еще смыслы…

– Добровольное ограничение себя, лишение удовольствий.

– Зачем?

– Человек должен знать, что может управлять своими желаниями, ибо страшен и жалок тот, кем управляют его страсти. В пост не только по еде себя ограничивают, стараются все страсти смирять.

– То есть если ты точно знаешь, что можешь справляться со своими желаниями и страстями, можно пост и не соблюдать.

– Можно. Пост доброволен. Вот только откуда ты можешь знать, что ты управляешь страстями, а не они тобой?

– Я тебя где-то все-таки видел, никак не могу избавиться от этого ощущения. Вроде кто-то знакомый – и в то же время другой человек. Меня трудно провести, но тут и я в замешательстве.

– Я другой, – мягко улыбнулся гость, – тот, кем я был, остался в прошлом. Мы даже имя берем другое, принимая бога в свое сердце.

– Я еще, конечно, не во всем разобрался, – признал Микула, – но сердцем чувствую, что ты не похож совсем на тех, кто был до тебя. Они в книге слова читали и их несли, а ты в самую глубь смотришь. Мы еще поговорим, есть что обсудить. Но я и сейчас вижу, славный ты человек. Право же, славный.

– Право… славный, – улыбнулся гость, как бы катая на языке слова богатыря, – интересное слово, мне нравится.

Домовой Нафаня понял, что убивать сегодня никого не будут, и с облегчением убрал тряпку. Все эти споры, которые так любили вести люди, его мало волновали. Держи дом в порядке – вот и все, что надо знать. У домовых нет князей, нет и богов. Домовые не умеют даже мечтать. Нафаня вышел из дому: уже вечерело, солнце клонилось к закату. Дружок, учуяв его появление, повернул к нему морду. Старый пес смотрел слегка насмешливо, высунув язык и склонив голову набок.

– Вот откуда ты всегда все знаешь? – проворчал домовой себе под нос. – Если такой умный, чего пол не метешь?

Глава 37 Приглашение на турнир