Тридевять земель

Войну Анисим вспоминать не любил, вообще производил впечатление человека, который знает куда больше, чем говорит, но пара излюбленных историй была и у него, и он с удовольствием рассказывал их к месту и не к месту. На двоих с дочерью был у них мобильный телефон, и Анисим, начинавший жить при лучине, теперь иногда брал его в руки и время от времени поглядывал на синюю трубочку "Nokia" с каким-то недоумением.

Вернувшись от Чибисова уже в сумерках, он поставил тёплую трёхлитровую банку на крыльце, взял из сенцов косу, сунул руку под стреху, где в своём восковом яйце тут же заворошились осы, и рука его легла точно на оселок, оставленный здесь десять лет назад. Ветер улёгся окончательно, за домом в некошеном поле кричал коростель и пунктир кукушки прошивал тишину двойной нитью. Вдалеке прогрохотал по мосту поезд – судя по времени – 302-й, пензенский. Михаил вышел из двора и стал косить напитанную росой траву. Она покорно ложилась ему под ноги лёгкими полукружиями, и, некошеная столько лет, как будто сама впивалась в мокрое лезвие.

* * *

Миновали уже почти три месяца с того дня, когда перед Вячеславом открылась дверь на свободу, а он так и не смог оправиться и избавиться от апатии, овладевшей им после этого злополучного приключения. Он как-то потух. Родительская квартира Вячеслава находилась в Тушино, в том районе, который ещё сто с небольшим лет назад именовался Всходней. Что и как здесь всходило, что даже заслужило право сделаться названием целой местности, летописи наши умалчивают, а, может быть, мы недостаточно с ними знакомы, но действительность такова: с течением времени Всходня превратилась в окраинный московский район, прилегающий к метро «Сходненская», а на место древнего Тушинского вора, потрясавшего основы государства, явились воры помельче.

Вячеслав не раз уже думал о том, что возвращение из неволи именно сюда, а не в их с Наташей квартиру на Мосфильмовской улице, было как-то естественнее, ближе к земле и правде жизни, как она сейчас ему представлялась. Квартира была самая обыкновенная, вовсе не запущенная, но, конечно, весьма скромная, обставленная ещё старой чешской мебелью, напоминавшей то ли о СЭВ, то ли о Варшавском договоре, то ли о Пражской весне. Правду сказать, люди, у которых вид чешской кушетки вызвал бы воспоминание о Пражской весне, в эту квартиру никогда не заходили.

Отец, астрофизик, с 2003 года вынужденно пребывал на пенсии. Много лет он занимался проблемой передачи энергии на большие расстояния, а в последнее время – экспериментами по обращению волнового фронта лазерных излучений. Перед ним стояла задача вывести на опытную трассу лазерный пучок дифракционного качества, то есть максимально чистый, на другом конце трассы обратить его волновой фронт, усилить и попасть ровно в исходное место с минимальной расходимостью лучей. В случае успеха технологией этой можно было подпитывать спутники, отклонять опасные астероиды, иными словами появлялась возможность изменять траектории космических объектов.

Модель трассы решили строить прямо на крыше научно-производственного объединения "Астрофизика" на Волоколамском шоссе. Анатолию Николаевичу помогал такой же энтузиаст-бессеребренник – Вася Курагин из Физического института Академии наук имени Лебедева. Кирпичи для отводов они таскали на руках, длина трассы составляла триста метров. Когда наконец приступили к опытам, получался каждый третий запуск. Это уже был результат, и Анатолий Николаевич взял отпуск, которым не пользовался три года, а вернувшись из Пятигорска, был сражён известием, что деньги, отпущенные на создание более совершенного прибора, исчезли. Анатолий Николаевич знал, что обналичил и присвоил их директор, но был бессилен что-либо доказать. За время, потраченное им на опыты, директоров в институте сменилось уже шесть…

Это происшествие стало последней каплей. Дело его жизни пропало. Он вышел на пенсию и большую часть года проводил на даче, словно решил употребить оставшуюся часть существования на усовершенствование своей скромной недвижимости. Некогда стандартный садовый дом превратился теперь в сказочную избушку, олицетворявшую собой канувшую в лету дружбу народов Советского Союза. В гости тут случились все флаги: узбеки с конскими хвостами, таджики с тёмными зрачками, валахи с пышными усами, украинцы, белорусы – к даче на Истре руки приложили многие.

Вячеслав никогда не любил родительской дачи, тесноты участка, соседей, готовящих шашлыки под музыку, но пока был в силах, безропотно потакал причудам отца, тем более, что в сравнении с его доходами они не стоили ровным счётом ничего. И когда отец сообщал, что посадил новую яблоню, выкопал старый куст крыжовника, или купил новый насос для колодца, Вячеслав охотно обсуждал детали, но неизменно испытывал грусть…

* * *