Они не поехали в кафе. После долгого, горячего и энергичного душа они решили остаться дома и пожарить оладьи самим. Результат получился не таким красивым, но вполне съедобным.
— Просто для них нужно много сиропа. — Силла, одетая в футболку Форда, сидела у кухонного стола и поливала сиропом стопку блинов разнообразной формы, лежавшую у нее на тарелке.
Судя по звукам, доносившимся из прихожей, у Спока не возникло проблем с его огромной порцией.
— Не так уж плохо, — Форд подцепил вилкой оладью, с которой капал сироп. — И веселее, чем в кафе. У меня появилась еще одна идея. Вместо того чтобы ехать смотреть на обезьян, мы останемся дома и займемся таким сексом, что обезьянам и не снилось.
— До сих пор твои идеи были удачными. Не буду спорить и на этот раз. А чем ты обычно занимаешься в дождливое воскресенье?
— То есть когда я не ем оладьи с красивыми блондинками? — Он пожал плечами. — Могу немного поработать, в зависимости от настроения, или просто бездельничать и читать. Могу куда-нибудь пойти с Брайаном, Мэттом или с ними обоими. Когда нет выбора, устраиваю стирку. А ты?
— В Лос-Анджелесе? Если у меня есть проект, занимаюсь внутренними работами, привожу в порядок бумаги или проектирую. Если проекта нет, то ищу в Интернете объявления о продаже недвижимости. В последние несколько лет из этого в основном и состоит моя жизнь. Прискорбно.
— Вовсе нет. Ты делаешь то, что хочешь. Многие люди считают прискорбным, что я сочиняю и рисую, а не играю в баскетбол. Учитывая мой рост. Но у меня не получалось играть в баскетбол. Никогда его не любил. У меня хорошо получалось сочинять и рисовать.
— У тебя очень устойчивая психика. По крайней мере, по сравнению с моей.
— Ну, ты выглядишь вполне стабильной.
— У меня полно психологических проблем, — она взмахнула вилкой с оладьей. — Я боялась лекарств из-за лекарственной зависимости, случавшейся в моей семье, боялась даже принимать аспирин. Я страдала из-за страха перед сценой, который в подростковом возрасте усилился до такой степени, что мне было трудно находиться в одном помещении даже с тремя людьми. Единственный способ общаться с моей матерью и не сойти с ума — это держаться от нее подальше. И большую часть жизни я винила то себя, то отца за то, что мы не знаем — по-настоящему — друг друга.
— И это все? — пренебрежительно фыркнув, спросил он.
— Тебе мало? — она проглотила оладью и нанизала на вилку следующую. — Пожалуйста. Мне снятся сны, где я веду долгие беседы с умершей бабушкой, которую я никогда не видела, но которая мне ближе всех других членов семьи. Мой лучший друг — бывший муж. У меня было четыре отчима и бесчисленное количество «дядей», и я достаточно умна, чтобы понимать, что это одна из причин, почему у меня никогда не было прочных длительных отношений ни с одним мужчиной, кроме Стива. Я подозревала, что меня будут эксплуатировать и использовать или, по крайней мере, попытаются это сделать, и саботировала любую попытку установить прочные, долговременные отношения, которые могли бы у меня сложиться. Честно предупреждаю.
Он отломил вилкой кусочек оладьи и отправил его в рот.
— И это все, что тебя беспокоит?
Она рассмеялась, отодвинула тарелку и взяла чашку с кофе.
— Для завтрака, наверное, хватит. — Она встала и протянула ему руку. — Давай прогуляемся под дождем. А потом вернемся и нырнем в твое джакузи.
Оставив грязную посуду, они долго гуляли вместе с собакой. Что может быть романтичнее, чем поцелуи под дождем, думала Силла. Красивее гор, покрытых пеленой тумана и облаков? Свободнее, чем идти рука об руку под летним дождем, когда весь мир спрятался в домах, за закрытыми дверями и окнами?
Промокшие насквозь, они вернулись в дом и сняли с себя одежду, с которой стекала вода. В горячей бурлящей воде они снова медленно любили друг друга.
Обессиленные, они поднялись наверх и легли, свернувшись, как двое щенков, на кровати Форда.
Она разбудила его любовными ласками, их сонным наслаждением, теплыми объятиями рук и ног, нежными поцелуями. Когда они вновь задремали, дождь почти утих.
Потом Силла проснулась и выскользнула из кровати. Она на цыпочках пробралась к платяному шкафу, нашла рубашку Форда, надела ее и вышла из комнаты. Ей хотелось спуститься вниз и поискать бутылку воды — лучше ледяной, — но вместо этого она заглянула в студию Форда. Любопытство пересилило жажду.
Она включила свет и при виде рисунков, прикрепленных к чертежной доске, невольно ахнула. Как странно видеть свое лицо, подумала она, соединенное с телом воительницы. Хотя это было все же ее тело.
Он добавил татуировку, но нарисовал ее в том месте, где предложила она, — на бицепсе.
Подойдя к его рабочему столу, она нахмурилась при виде горы бумаг. Стол был весь усеян маленькими набросками — не связанными между собой, как ей показалось, каждый в отдельной рамке и с вертикальной пунктирной линией сверху донизу. Некоторые из них имели овалы для текста с номером внутри. Силла разложила рисунки, чтобы лучше их рассмотреть.