Три жизни Иосифа Димова

С кибергами я не имею ничего общего. Эти транзисторные человекоподобные — дело рук энергичных и сноровистых кибернетиков-ремесленников. Музыкальные произведения кибергов поверхностны и элементарны. Что касается атональной музыки, то здесь им удалось добиться более серьезных успехов, но даже самые ярые почитатели не в состоянии обнаружить в их произведениях какую-то определенную идею или музыкальную мысль. Творения кибергов — просто комбинации звуков, и только. Литературная кибернетическая продукция тоже оставляет желать лучшего: ее герои или ангелы, или черти, или что-то среднее между ангелами и чертями. Вдобавок — им чужды сексуальные отношения: сами-то машины существа бесполые! Все это привело к тому, что читатели их начисто отвергли. Им остались верны лишь отдельные труженики нивы физико-математических наук и те граждане, что узнают о новостях культурной жизни из надписей на карамельных обертках.

Я вернулся домой разбитый физически и сломленный душевно. То ли от сидячей жизни, то ли по другой причине — не знаю, сердце мое стало сдавать. Но к черту сердце! Меня одолевала тоска, эта непрошеная гостья изо дня в день все больше обволакивала душу. Чем это все кончится?

Сегодня утром я проснулся с головной болью, вконец расстроенный, утомленный короткими навязчивыми снами. Мне — сам не знаю отчего — было страшно тоскливо, при мысли о предстоящем рабочем дне в душе поднималось глухое отвращение. В последнее время мне случалось вставать с таким настроением довольно часто, но сегодня утром в моем унынии появилась новая неприятная нотка — чувство одиночества. Мне как никогда раньше непреодолимо хотелось с кем-нибудь поговорить, поплакаться в жилетку, услышать доброе сочувственное слово, хотя нутром я сознавал, что это желание по существу сентиментально, как и чувство одиночества, которое его породило, оно не делает чести серьезному деловому человеку. Но, что бы я там ни думал, как бы ни оценивал свое состояние, хандра расположилась в моей душе как дома, не проявляя ни малейшего намерения в скором времени убраться.

Мне было хорошо известно, что в моей огромной квартире нет другой живой души и, чтобы хоть немного рассеяться, взять себя в руки, я решил побеседовать со своим роботом Эм-Эм: это был мой личный секретарь, он многое знал и умел. Я нажал кнопку вызова, в глубине комнаты загорелась лиловато-синяя лампочка, послышался легкий шум, похожий на щелчок выключателя, затем раздался новый шум, словно кто-то катил большой резиновый мяч, и перед моей постелью предстал Эм-Эм собственной персоной. На нем был черный костюм, крахмальная манишка и белый галстук бабочкой, с пластмассового интеллигентного лица смотрели большие, умные темно-зеленые глаза, излучающие мягкое сияние.

— Доброе утро, — равнодушно сказал Эм-Эм.

— Для кого доброе, а для кого — не очень! — усмехнулся я печально. — Мне лично это утро навевает мысль о ложке горького лекарства.

— Дать вам сладкого апельсинового сока? — спросил Эм-Эм убийственно ровным голосом.

Я взглянул на него и вздохнул. Понятия «горькое» вызвало в его электронном мозгу молниеносную реакцию: «сладкое». Если хозяину «горько», нужно немедленно дать ему сладкого, таков закон.

— Речь идет о настроении, а не об ощущении, бедный Эм-Эм!

— А! — сказал Эм-Эм, и за стеклянной витриной его лба за какую-то долю секунды с молниеносной быстротой пронеслось, вероятно, несколько тысяч цифр.

— Понял! Сейчас включу эстрадную музыку! Хотите? — и поскольку я молчал, он добавил: — А может, принести альбом с фотоснимками последних лыжных гонок на Марсе?

— Не желаю смотреть на лыжников, засунувших морды в противогазы! — рассердился я.

— А, знаю, — сказал Эм-Эм, и зеленоватое сияние его глаз вроде бы стало ярче. — Сейчас принесу вам альбом снимков об экзотическом балете. Там есть белые, черные и желтые балерины.

Он было повернулся к двери, он спешил меня обрадовать, но я грубо окликнул его:

— Погоди, Эм-Эм! Лучше скажи, как попала эта книга в мою библиотеку? Я не помню, чтобы меня когда-нибудь угораздило купить такую пошлость!

— О, хозяин! — произнес убийственно ровным голосом Эм-Эм. — Я приобрел эту книгу, думая, что она вам понравится. Мне посоветовал супер-робот министра Райского. Он заверил меня, что министр Райский каждый вечер рассматривает эту книгу перед тем, как отправиться в спальню к своей супруге.

— Тьфу! — гневно воскликнул я. — Если эта мерзость нравится Райскому, то это еще не значит, что она должна нравиться мне.

— Понимаю, — сказал Эм-Эм. — Вы разные. Он — министр, а вы — конструктор. И потому оцениваете одни и те же вещи по-разному.

— Ох! — вздохнул я и спросил: — Ты часто разговариваешь по телефону со своими собратьями?

— Когда вас нет, я всегда сижу у телефона, — ответил Эм-Эм.

— И вы обмениваетесь информацией, не правда ли? А ты знаешь, Эм-Эм, что этот род информации на всех языках называется одинаково — сплетнями?