Три выбора

О прибытии в Магнитоград, поселении в его гостинице, поездке на магнитоградском трамвае, об опасностях работы магнитоградского кондуктора, первой встрече и беседе с госпожой Янгель, согласовании цены на магнитоградский фарт-ценк, моем вечернем чтении, а также о мнении простой Берлингуерки о недостаках продовольственного снабжения морквичей осенью 1991 года.

Сосед мой, густо щи наперчив,

Сказал,

взяв стопку со стола:

– Ты, друг, наивен и доверчив.

Жизнь твоя будет тяжела.

Магнитоград встретил нас неприветливо – почти осенняя хмурость, унылый вид кирпичных пятиэтажек, дымящие по горизонту трубы металлургического гиганта, подозрительно покосившееся «колесо обозрения» в парке и нелепый паровоз, стоящий в ста метрах от вокзала и символизирующий «стремительность технического прогресса» начала тридцатых годов прошлого века…

В гостинице (ее расцвет пришелся, вероятно, на пятидесятые годы) с ее рассохшимся паркетом, который пружинил, как болотный мох, но скрипел, как несмазанный ворот деревенского колодца, «в наше распоряжение» был предоставлен обширный, но обшарпанный 201 номер. Он состоял из спальни с двумя скрипучими деревянными кроватями и облезлыми прикроватными тумбочками, напомнившими мне пионерское детство и шмоны дежурной пионервожатой по утрам в нашей «палате» – есть ли в ящике предписанные зубная щетка и зубной порошок и нет ли запретной рогатки?

Кроме спальни мы, оказывается, оплатили право распоряжения в течение трех суток гостиной с провалившимися пружинами раскладного дивана, шатким столом, прожженным в нескольких местах сигаретными окурками ковром на полу, двумя колченогими «венскими» стульями, телевизором «Рекорд» с обломанными ручками и мотком проволоки вместо антенны и «Инструкцией по эвакуации в случае пожара», висевшей в рамочке на стене возле входной двери.

Похожий телевизор стоял и в берлингуерской гостинице, но там он был один на этаж и вечерние новости я ходил слушать специально, ощущая это компонентом особой «культурной программы», почти равным походу в кинотеатр в Моркве.

Его вид напомнил мне, как однажды, все той же памятной осенью 91, в программе «Время» передавали репортаж о пустых полках морковских магазинов. Зрителей было всего трое: я, дежурная по этажу и уборщица. И вот в полусонной тишине холла раздался голос уборщицы – пожилой, но еще вполне крепкой женщины, которая с нескрываемым удовлетворением и даже каким-то торжеством, сказала:

– Вот, правильно, пусть эти морквичи узнают, как мы тут завсегда живем!

Я искренно удивился:

– Что ж тут правильного? Почему вас радует то, что кому-то где-то стало плохо? Почему вам хорошо от того, что такой же, как вы, «марьванне» в Моркве сегодня нужно отстоять два часа за батоном хлеба?

Уборщица ничего мне не ответила и поднялась с дивана, ничуть не устыдившаяся своей реплики и только понукаемая дежурной по этажу, которая, чтобы сгладить неловкость передо мной, известным ей морквичем, отослала уборщицу в кладовку:

– Нечего глупости болтать, Петровна, сходи-ка лучше да посмотри – вскипел ли чайник. Я его в кладовке поставила…

В магнитоградских своих «хоромах» мы могли свободно посещать и «места общего пользования», правда, разделяя эту свободу с неизбежными аборигенами – рыжими тараканами, шуршавшими где-то под отклеивающимися пластами «моющихся обоев».

Впрочем, подробное ознакомление с апартаментами откладывалось на вечер, поскольку нас уже ждали в Отделе сбыта на комбинате.

До заводоуправления мы добирались на трамвае, линия которого, слегка попетляв по городским улицам, выходила «во чистое поле» и несколько километров тянулась мимо каких-то будок, чахлых тополей и лоскутков огородов до промзоны, где остановки соответствовали номерным проходным. Так они и назывались – «Первая», «Вторая», «Седьмая» и «Заводоуправление». Как добирались до третьей, четвертой, пятой и шестой, и были ли ещё проходные – осталось неясно.

В трамвае работала кондуктор, деловая и энергичная женщина, которая, правда, не слишком утруждала себя профессиональной деятельностью. К нам она подошла и «обилетила», а вот к постоянным клиентам – работникам металлургического комбината – обращаться не решалась. Только однажды на наших глазах (и видимо, именно пытаясь показать нам свою непредвзятость, продемонстрировать нам, «столичным штучкам», что и в магнитоградской коммунальной службе исповедуется универсальный советский принцип «в сортирах и банях все равны») она попыталась получить плату за проезд с какого-то мужика с тяпкой, севшего где-то на «огородном» участке маршрута.