Три времени Сета

Читая эти размышления, Низа едва сдерживала улыбку: он забыл, что в течение семи дней и ночей стоял на самом пороге Серых Равнин; он забыл, что нынешний день — лишь первый в его новой жизни. Конечно, его утомление есть следствие именно огромной потери сил и крови, а совсем не экскурса в прошлое. Старуха ожидала этого, потому что действие пива не было рассчитано надолго, и только заметила, как побледнело вдруг лицо северянина, тут же оборвала его мысль. Но сейчас все пройдет, и они продолжат… Обязательно пройдет.

— Не могу понять, Низа, — недовольно сказал Конан, понемногу обретая обычный свой цвет лица. — Какого Нергала я должен вспоминать то, что было? Тебе это интересно?

Старуха промолчала. Как объяснить ему, что видела она в дальнейшей его судьбе? Жаль, что ее знаний недоставало на то, чтобы прояснить всю его жизнь, но близкое будущее представлялось ей совершенно ясно: не все линии прежних приключений и дел завершены им, а потому существует довольно сильная связь его былого с настоящим, и нити эти, крепче коих нет в мире, не пустят его к Учителю — вот что грезилось ему в полусне-полубреду. Но даже если северянину удастся прорвать великой мощью своей ту вязкую муть на пути в Гирканию, тот, к кому он направлялся до вынужденной остановки в Рабирийских горах, не примет его с таким грузом за плечами.

— Прежде, чем ты вновь отправишься в Гирканию, — наконец ответила Низа, — тебе нужно будет сделать кое-что…

— Прах и пепел! Ты хочешь, чтоб я расплатился с тобой за помощь? — презрительно скривил губы варвар.

Он опять ничего не понял. Пожав плечами, старуха терпеливо пояснила:

— В твоей прошлой жизни остались незаконченные дела. Нельзя идти к Учителю с ними. Хранитель Равновесия не доверит тебе Силу…

«Откуда ты знаешь про Силу?» — собрался было спросить Конан, но вовремя удержался. Мало ли, откуда старая колдунья может о ней знать! Да хотя бы опять из его бреда!

— Я все закончил в прошлом, — вслух раздраженно буркнул он.

— Может быть…

Киммериец прав — он все закончил в прошлом. Но что же тогда так цепко держит его там? Низа ясно видела маячившую за его спиной серую тень, от коей точно не исходило для него никакой опасности. Это могло значить только одно: некто, связанный с варваром прежде и, конечно, отмеченный особой милостью богов, — иначе его тень не возникла бы здесь, — призывает Конана обратно. Куда? Сего колдунья пока не поняла. Ее подопечный должен знать о том лучше нее, но спрашивать его старуха не решалась: этот парень не двинется с места из одного лишь упрямства, раздосадованный тем, что кто-то задерживает его продвижение к Учителю. Что ж, тогда она будет действовать несколько иным способом…

— Вернись назад, северянин, — твердо сказала Низа, снова направляя на него холодный взор. — Начни с того момента, когда ты вытащил из моря кувшин с заточенным в нем духом Шеймисом.

— Тьфу… Ладно. Только я этого крысеныша долго вспоминать не хочу, — пробормотал Конан, уже опускаясь в глубины своего прошлого.

Только что виденные им картины во второй раз почему-то произвели на него более сильное впечатление. Он погрузился в самого себя весь; он ушел из каморки старухи, оставив тут только свое тело; глаза его потускнели, из ярко-синих стали голубыми, блеклыми, а чистые белки затянулись мутной пленкой. Вот в вихре унесся от него сумеречный дух Шеймис… Вот Конан уже в плену у гиперборейцев, в гладиаторских казармах гнусного городишки Халоги…

Вот на могучем коне он гонится за Кимшохадой — знаменитым туранским вором, который украл у него священный кинжал Гро Балан, в свою очередь украденный Конаном у шадизарского купца Жамбаи… Прошлое стремительно пролетало перед глазами варвара, тревожа сердце и внося разброд и смятение в душу. Не успевал он пережить вновь свою встречу с Карелой Рыжим Ястребом, как уже Лайтлбро, улыбаясь, кивал ему на ущелье Адр-Каун; только поднимал он кубок на пирушке с такими же, как он, наемниками войска Илдиза Туранского, как память переносила его в объятия прекрасной принцессы Синэллы…

— Здесь… — тяжело дыша, прохрипела вдруг старуха. — Здесь! Остановись, Конан!

* * *

Постепенно туман в его голове рассеялся, а от воспоминаний и вовсе не осталось следа — мало того, сейчас он вообще не думал о том, что с ним было когда-то. Освобожденный от прошлого, он уже начал входить в будущее, чувствуя приятное томление в груди, несколько подпорченное той самой тревогой, что с рассвета задевала его сердце шершавым своим крылом.