Три версии «Орля»

Новелла «Орля» повлияла, вероятно, на рассказ Амброза Бирса «Проклятая тварь» (1893), где также рассматривается ограниченность человеческого восприятия (в данном случае речь идет о цвете, находящемся вне воспринимаемого нами спектра)[4]. Как и Орля, «проклятая тварь» Бирса остается невидимой для обычного человеческого глаза. Вероятно, новелла повлияла и на Лавкрафта: в «Цвете иного мира» (1927) и «Данвичском ужасе» (1928) использован мотив невидимого чудовища. Лавкрафт, что еще показательней, во многих лучших своих произведениях, в том числе «Зове Ктулху» (1926), постоянно использовал идею нечеловеческих созданий, властвующих над людьми.

Одним из эпизодов Mysteries in the Air (21 августа 1947 г.) стала радиопостановка «Орля» с Питером Лорре[5] в роли рассказчика. Постановка увлекательна и близка к оригиналу, и Лорре в своей роли подобающе маниакален. «Дневник безумца», фильм Реджинальда ле Борга с Винсентом Прайсом[6] в главной роли (студия «Юнайтед артистс», 1963, 96 минут) также можно назвать увлекательной, хотя и достаточно вольной экранизацией. Фильм следует основной теме провала человека в безумие, однако глас Орля очеловечен и ему придана невероятная злобность, напоминающая Клода Рейнса в «Человеке-невидимке» Джеймса Уэйла (1933).

Брайан Д. Шауэрс

ПИСЬМО БЕЗУМЦА

Пер. С. Шаргородского

Дорогой мой доктор, я полностью предаю себя в ваши руки. Поступайте со мною, как сочтете нужным. Я намерен откровенно поведать вам о том странном состоянии духа, в котором я пребываю. Предоставляю вам решить, не предпочтительней ли будет для меня провести некоторое время в клинике, чем подвергать себя неотступным видениям и терзаниям.

Вот подробный рассказ, со всех точностью описывающий непредставимое несчастие, что постигло мою душу.

Я жил, как и все на свете, глядя на жизнь широко раскрытыми и слепыми человеческими глазами, ничему не удивляясь и ничего не понимая. Я жил, как живут звери, как живем мы все, механически осуществляя все функции существования, разглядывая и осмысляя мир и полагая, что вижу, полагая, что понимаю и знаю все то, что меня окружает, — пока в один прекрасный день не осознал, что все это лживо и обманчиво. Мысли мои прояснила одна фраза Монтескье. Он говорил: «Если бы наш организм был другим, то и все законы, основанные на его теперешнем строении, были бы другими»[7].

Я размышлял над этим месяц за месяцем, и мало-помалу на меня снизошла странная ясность, и ясность эта предвещала тьму.

Если вдуматься, наши органы чувств действительно являются единственными посредниками между нами и внешним миром. Иными словами, внутреннее существо, составляющее меня, соприкасается несколькими нервными окончаниями с существом внешним, составляющим мир.

Однако, помимо того, что внешнее существо ускользает от нашего понимания благодаря своим размерам, длительности, бесчисленным и темным для нас свойствам, своим истокам, началу, будущему и концу, далеким формам и бесконечным проявлениям, наши чувства сообщают нам лишь грубые его очертания, и сведения их столь же недостоверны, сколь малочисленны.

Недостоверны потому, что именно свойства наших органов чувств определяют явленные нам свойства материи.

Малочисленны потому, что чувств у нас только пять и сфера их применения, как и характер их откровений, остаются весьма ограниченными.

Позвольте мне объяснить. Глаз показывает нам размеры, формы и цвета. И во всех трех случаях глаз нас обманывает.

Зрение способно показать нам лишь объекты и существ среднего размера, пропорционального размерам человека, что побуждает нас называть определенные вещи «большими», а другие «маленькими», и все это только потому, что недостатки зрения не позволяют нам воспринять вещи слишком грандиозные или крошечные. Отсюда следует, что человек почти ничего не видит и не понимает, что почти вся Вселенная, от звезды, горящей в космическом просторе, до инфузории, обитающей в капле воды, остается сокрытой от него.

Но если бы наше зрение было и в сотню миллионов раз острее, если бы мы могли различать в воздухе, которым дышим, всевозможных невидимых существ, видеть обитателей соседних планет, для нас все равно остались бы невидимы неисчислимые виды микроскопических созданий и бесконечно далекие от нас миры.

Итак, все наши представления о пропорциях ошибочны, поскольку нет предела великому и малому.

Наши оценки размеров и форм не имеют абсолютной ценности, так как определяются исключительно зоркостью органов зрения и постоянными сравнениями с нами самими.

Стоит прибавить, что глаз также не в состоянии видеть прозрачность. Безупречно чистое стекло обманывает зрение. Глаз не отличает стекло от воздуха, который в свою очередь не видит.

Перейдем к цвету.

Цвет существует, поскольку наш глаз устроен так, что передает в мозг, в виде цвета, мириады способов, какими различные тела, в согласии с их химическим составом, поглощают и разлагают падающие на них световые лучи.

Разнообразные степени этого поглощения и разложения представляют собой оттенки.