Три цвета отражений

– Профессор! – гаркнул, наконец, уставший ждать поручик.

– А? – Шадрин спустился с небес на землю. – Простите, господа, задумался. Шесть треф здесь.

– Шесть бубён.

– Здесь.

– Червей.

– Червей, червей, – рассеянно рассматривая свои карты, повторил профессор. – Я вот думаю, черви там такие же, как у нас?

– Где «там»?

– Действительно, – согласился профессор. – Где «там», это вопрос.

Болотов устало вздохнул. Беда от этих московских учёных. И от питерских тоже. Вот раньше было просто. Был приказ его императорского величества – всю преступную дрянь, которая к ним проникает через… через эту, как её…

– Через что там они к нам проникают? – вслух спросил Болотов. – Не могу запомнить, будь оно проклято.

– Через аномальные зоны, – напомнил профессор.

– Благодарю вас. Так вот, был раньше приказ, – Болотов не заметил, что продолжает рассуждать вслух. – Всю шваль, которая к нам сюда лезет через ненормальные зоны – стрелять. Сколько себя помню, так было. И при отце моём, и при деде. И за милую душу – стреляли. Кого сначала допрашивали, а кого – так. И вдруг новый приказ. Усиление постов деятелями от науки. Вот скажите, профессор, для чего вы здесь?

– Я… Я, собственно… – замялся Шадрин. – Понимаете…

– Нет, – отчеканил Болотов. – Не понимаю. Ваш предшественник, как его, Тверский, Зверский…

– Анатолий Ильич Езерский, – подсказал Шадрин. – Замечательный учёный, прекрасный теоретик и практик.

– По-вашему он замечательный. А знаете, что через его замечательность двое голубчиков у нас едва не сбежали.

– И что? – профессор бросил карты. Рассеянность слетела с него, заменившись сосредоточенностью и серьёзностью. – Куда они едва не сбежали?

– Куда-куда, – в сердцах передразнил Болотов. – Откуда пришли. Хорошо, не успели натворить тут дел.

– Откуда пришли это вряд ли, – увесисто сказал профессор. – По последним данным вряд ли.

– Пускай вряд ли, – согласился Болотов. – Какая разница. Вам что, важно, откуда эта сволочь берётся?

– Важно не то слово, – сказал Шадрин твёрдо. – Это чрезвычайно важно, штабс-капитан. Вы даже не представляете насколько. Особенно в связи с последними разработками академии. Возможно, в ближайшем будущем мы сможем перемещаться между мирами. Возможно, даже завтра. Не просто уходить неизвестно куда и не возвращаться, а целенаправленно посещать другие реальности.

– Другие что?

– Вы не поймёте. Сведения, которые поступают от людей, выброшенных аномалией к нам, чрезвычайно важны. Понимаете – чрезвычайно. Их преступная сущность по сравнению с этими сведениями не имеет значения. Главное, что они – носители информации. Бесценной информации, заметьте.

– Бесценной, – хохотнул Болотов. – Где, кого и когда ограбили или пришили? Вот скажите, профессор, какого чёрта они отправляют преступников к нам вместо того, чтобы расстреливать их у себя, на месте. Они что же, считают, мы должны делать за них их работу?

– Видите ли, – профессор замялся, – существует гипотеза. Смелая, конечно, и никем не доказанная. Гипотеза, что никто преступников к нам не ссылает.

– Как это не ссылают? – ахнул поручик Лешко. – А что, их сюда на курорт отправляют? На воды?

– Согласно этой гипотезе они проникают к нам по собственной воле. Видимо, аномальные зоны в их реальностях сопряжены с некой выгодой для того, кто в них забрался. И с опасностью. Поэтому проникают в зоны люди сплошь рисковые, лихие. Другими словами, криминальные элементы и бунтари. А порядочные в зоны не суются. Из боязни, из-за суеверий, возможно, из-за недостатка информации.

– Ладно, профессор, – поднял руки вверх Болотов. – Всё это крайне интересно, конечно, только для военного человека, присягавшего на верность государю – без разницы. Давайте, господа, картошка уже, должно быть, спеклась. Нарежьте-ка буженинки, поручик. Посидим, выпьем за здравие государя грамм по сто-двести, закусим, преферанс подождёт.

Выпить и закусить, однако, не удалось. Едва Болотов разлил по стаканам из пузатой бутыли с двуглавым орлом на этикетке, из охраняемого объекта донесся характерный гул. Производился он новомодным акустическим устройством, улавливающим и усиливающим звуки человеческих шагов.

– Один, – прислушавшись к тембру и громкости гула, определил Лешко. – Идёт тяжело, видимо, как все они, обессилел. Хотя… – поручик прислушался тщательнее. – Возможно, не один, а двое, но первый тащит второго на себе. Очень уж грузно ступает.

Болотов кивнул, соглашаясь, и потянулся к заряженному ампулами с парализатором духовому ружью.

* * *

– Вот это номер, – присвистнул поручик Лешко, выудив из миниатюрной, с ладонь, дамской сумочки стопку дымчатых прямоугольных пластинок. – Ничего не понимаю. Взгляните, штабс.

– Да что тут понимать? – Болотов одну за другой просмотрел пластинки на свет. – Это фотографические негативы. С агентурными сведениями и компроматом. Возможно, с разведданными. Дамочка, попросту говоря – шпион.

– Вы что же, – ошеломлённо спросил Лешко, – полагаете, они забросили к нам разведчиков?

– Полагаю, – сказал Болотов жёстко. – И ещё полагаю, что это дело не в нашей компетенции. Надо радировать в Москву, пускай разбираются.