Три стола

В доме, куда его вызвали оценить какие-то предметы старины, он увидел фрагмент написанной маслом картины XVI-XVII веков, изображавшей Матерь Божью, и страстно захотел его приобрести. Эта неземной красоты Мадонна представляла часть большой композиции. Недоставало двух ангелов слева и справа и младенца Христа, которого она должна была держать на руках, не отрывая от него взора. Матерь Божья осталась без младенца и без ангелов потому, что четыре брата, получив эту картину в наследство, не могли поделить ее и разрезали на четыре части. Один из братьев продал свою часть картины, и фрагмент с Мадонной попал в тот дом, куда пригласили нашего знакомого. После всевозможных перипетий ему удалось купить эту Мадонну. Он повесил ее над своим изголовьем в спальне. И тут начались ночные кошмары, пробуждения в холодном поту, бессонница, бред. Вначале он не связывал свои ночные бдения с переселившейся к нему Мадонной, но однажды в теплую и светлую ночь заметил, куда она смотрит. Ее взгляд, ее глаза были постоянно устремлены на него. Это она не давала ему спать. Поняв, в чем дело, он пустился в погоню за остальными частями картины, нашел двух ангелов, но младенца так и не нашел. В отчаянии он снял изображение Матери Божьей со стены и спрятал его от самого себя.

"А ведь она искала взглядом своего сына, - сказал на это мой муж, - но видела только вас. Перевесьте изображение Матери Божьей на другую стену и поставьте перед ее ликом пюпитр с раскрытой Библией. Она будет смотреть на Книгу, и это, быть может, принесет ей утешение. Ведь это - Книга о ее сыне".

***

По возвращении в Белград, в первую ночь, проведенную в нашей квартире, я почувствовала сильный прилив спиритической энергии. Мне казалось, что я в состоянии без всяких вспомогательных средств призвать и материализовать что угодно. Я очень испугалась. Собственно, я боялась, что вместе с сонмом духов придут мои покойные близкие.

Спустя несколько дней, немного успокоившись и попросив мужа быть мне ассистентом, я при помощи блюдечка и букв вызвала высшего духа, а затем и покойного Даро Трипковича. Все это было продиктовано непреодолимым желанием узнать "правду" о столе. Вернее, уяснить суть: почему мне явилось изображение стола и имеет ли оно отношение к какой-нибудь женщине. Эти вопросы требовали ответа.

Духи очень ясно и точно ответили на два вопроса. Что владелец стола - дож и что стол относится к XVII веку. На вопрос об имени дожа мы получили неожиданный ответ. Блюдечко упорно выписывало два имени: Сатаса и Санаса. Я говорю упорно, потому что мы спрашивали не один раз, желая услышать вполне земной, рациональный, ожидаемый нами ответ, что владельца зовут Морозини. И только на середине нашего сеанса, вглядевшись в иероглифы, написанные на бумаге, я вдруг в одно мгновение поняла, что это имя - анаграмма. Мы были потрясены.

Тайнопись множилась, а мы все больше постигали искусство разгадывать криптограммы. Один ответ и по сей день остался непонятым. Вопрос был - почему нам так важен этот стол. Ответ гласил: "Для S L V". Кратким оказался и ответ на вопрос, что мог бы принести этот стол в наш дом, - "Рану". Мы узнали, что стол использовался в ритуальных целях, но на нем никого не мучили, и что он не связан ни с каким насилием. При этом духи категорически отрицали связь его с чьей-либо женской судьбой. По крайней мере, так нам было сказано, или так мы поняли. Духи глотают гласные звуки или же заменяют их цифрами. Вообще говоря, их язык труден, впрочем, как и наш.

На другой день у меня в уме без конца крутилось другое имя - обозначение высшего духа, которого я призывала. Оно гласило: Ариэль. Порывшись в книжных и компьютерных энциклопедиях, мы установили, что это имя духа из шекспировской "Бури", духа воздуха, передвигающегося с необыкновенной скоростью. Мне казалось, что я узнала имя Ариэль из "Хазарского словаря", но мой муж это отрицал. Ответ я получила через несколько дней, и презабавный. К крышке моей французской стиральной машины была приклеена пестрая реклама стирального порошка, который стирает очень быстро. Порошок назывался "Ариэль". Итак, я бессознательно читала это имя почти каждый день. Таким образом, подтвердились и идея мифологического преображения повседневной жизни, и юнговская синхронность применительно к жизни конца XX века.

В ту ночь, когда мы призывали духов, с нами ничего не случилось. Мы еще не успели осмыслить узнанное. Хотя и невероятное, оно казалось достаточно безобидным. Следующей же ночью мы проснулись в страхе, даже в легкой панике, причем оба одновременно. Для этого не было никаких внешних причин, кроме, пожалуй, некоторого шороха, но ведь ночью все шумы кажутся очень громкими, особенно если вам хочется что-то услышать. Чувство страха было иным неопределенным, но очень сильным. Некоторое время словно что-то реяло в воздухе, а потом исчезло...