Три способа испортить жизнь магу

Боже мой, что это? Это во мне память Эмеральд говорит что ли? У девочки отняли мечту, конечно. Но это должно было происходить вокруг неё повсеместно. Зачем реагировать настолько остро? Мне вообще по максимуму от этого всего абстрагироваться нужно, а то так действительно можно сойти с ума. Потому что я в некоторые моменты начала теряться, где заканчиваюсь я, и начинается она… Как бы там ни было, её память и чувства виделись мне всё чётче и живее, и в браке с мужчиной старше её двадцать с лишним лет Эмеральд не видела ничего хорошего.

– Отправляйтесь наверх. И приведите себя в порядок, не позорьте меня перед гостями, – бесстрастно проговорил эрд и, неожиданно легко поднявшись с пола, недвусмысленно указал мне на дверь. – Обед через два часа.

Болван. Кто так с молодой женой разговаривает? Даже не слишком желанной. А у него тут ребёнок-подросток, можно сказать. Ничего удивительного, что они так и не смогли друг друга услышать.

Определённо, обстановкой занимался не эрд. Создать такой уютный интерьер неподвластно кретинам, думала я, подхватывая своё красное покрывало и направляясь в сторону двери. Бросила последний взгляд на секретер и споткнулась. В одном из выдвинутых ящичков лежал окуляр! Даже не то, что лежал – небрежно валялся! Тот самый! Вернее не тот, а такой же, как тот, что, вероятно, отправил меня сюда. Он высовывался наружу узким краешком трубы и слегка поблёскивал розоватой линзой… Святой Хаббл[3] и весь пояс Койпера[4] в придачу! Я же… Мне же… Я должна во что бы то ни стало попасть сюда опять! Господи! Неужели? Я могу вернуться домой… Немыслимым усилием воли я заставила себя отвести от секретера взгляд. Мне нужна эта трубка! Боже мой! Это же реальный шанс!

Да и визу на эрдовом договоре я так и не поставила…

Глава 3

Дверь комнаты, которую для меня приготовили захлопнулась за спиной с характерным щелчком, я прислонилась к ней, совершенно обессилев, и выдохнула в голос. Я даже не сразу сообразила посмотреть по сторонам, не наблюдает ли за мной кто-нибудь ненароком, так велико было напряжение, в котором я все эти часы или минуты пребывала. Сколько, кстати, времени прошло? Я выглянула в громадное, в полный человеческий рост окно с высоким подоконником, чтобы убедиться – совсем немного. Солнце стояло в зените, и тени только-только тронулись на восток.

Я смотрела на маленький тенистый пруд с острыми перьями водяных цветов, на крепкие хозяйственные постройки, увитые лианами вьюна, на подъездную дорожку, которая отлично просматривалась отсюда, и массивную кованую ограду вдали оглушённая и ослеплённая жутчайшим пониманием: я тут застряла… Если меня не привела в чувство ни боль от кольца, которое, к слову, по-прежнему было на мне, ни ужасающий вид раненого Тааля, ни характерное ощущение голодной тошноты, значит, всё это не сон и не игра моего растревоженного учениками сознания, а самое, что ни на есть попаданство – бред, кошмар и ужас в одном флаконе.

Мне срочно требовалась эрдова труба, которую я разглядела в злосчастном кабинете, и план, как её оттуда достать!

Окно было высоко, и выбираться в него ночью было страшно, но, в принципе, возможно. Замок на двери вскрыть было нечем: в комнате имелась только скромного размера кровать, стул и небольшой круглый стол у окна с тонкой вазой на нём, и камин с грубой пыльной полкой; да и делать это средь бела дня было откровенным идиотизмом.

Я могла лишь предполагать, что Сашка привёз мне из поездки штукенцию, которая при нечаянной активации закинула меня сюда. Это, если дело действительно в трубке. А если не в ней? Я прикрыла горящие от сухости глаза и потёрла ноющую шею. Не знаю, чем занималась малышка этой ночью, но судя по жуткой скованности во всём теле, провела она её очень некомфортно.

Нужно было выяснить, что же так напугало челядь и людей перед храмом, и узнать, отчего так брезгливо морщился муж.

Ах, да, тот самый младший конюх, возникло в памяти неприятное виденье, и я тихо укоризненно произнесла:

– Эми, Эми…

Как отчётливо демонстрировала память, конюх был последним рывком в сопротивлении девчонки. На что надеялась моя предшественница, когда решительно предлагала трясущемуся парню себя в воняющем навозом тёмном сарае, где твёрдый черенок от чего-то грязного упирался ей в бок, а за шиворот с крыши сыпалась труха то ли соломы, то ли чего-то ещё, о чём она боялась и думать.

Она до последнего не была уверена, что этот красавец Рамиль спас её. Рамиль… Он Рамиль? Что-то тут было не так… Хотя, спас, конечно. Потому что стоило ей только мельком припомнить этот её позор, как внутри всё содрогалось до тошнотворных спазмов и хотелось спрятаться от всего мира. Желательно навсегда.