Три сердца и три льва

– Алианора… Я… Ты ведь знаешь – я должен вернуться домой. Что бы там ни говорили, в этом мире нет для меня места. Когда-нибудь мне придется уйти. Навсегда. Нам обоим будет нелегко, если… я твое сердце заберу с собой, а свое оставлю тебе.

– А если ты не сможешь вернуться? – спросила она. – Если останешься здесь навсегда?

– Н-ну… это уже будет совсем другая история.

– Ох, как мне хочется, чтобы ты тут остался. Но я все равно буду помогать тебе искать путь домой, раз ты так хочешь, – она отвернулась, понурила голову. – до чего же неприятная штука – жизнь…

Хольгер взял ее за руку, и они спустились вниз, в длинный зал с низким потолком, освещенный свечами и пламенем большого камина. Там сидел еще один постоялец. Завидев Хольгера и Алианору, он сорвался с лавки с криком: «О…», но замолк, едва Хольгер вышел на свет.

– Я ошибся, благородный рыцарь, – поклонился незнакомец. – Принял тебя за того, кого разыскиваю. Простите мне, господин, и ты, госпожа. Хольгер присмотрелся к нему. Несомненно, это был сарацин. Среднего роста, худощавый и гибкий, весьма элегантный в белом кафтане, просторных шароварах и красных туфлях с загнутыми носками. На поясе, обвивающем несколько раз его тонкую талию, висела булатная сабля. Лицо под тюрбаном со страусиными перьями и изумрудной заколкой было узкое и смуглое, с орлиным носом, острой черной бородкой и золотыми серьгами в ушах. Двигался он с кошачьей грацией, голос его был спокоен и вежлив, но Хольгер чуял, что в битве это был бы страшный противник.

– Охотно прощаю, – сказал Хольгер, стараясь не уступить в учтивости, – могу ли я представить госпожу Алианору де ла Форе. «измышленный Хольгером „дворянский“ титул переводится как „Алианора-из-леса“» Я… гм, я сэр Руперт из Граустарка.

– Боюсь, я никогда не слышал твоего имени, сэр рыцарь, но я приехал с дальнего юго-запада и места эти мне совершенно неизвестны. Сэр Сарах, некогда король Мавритании, к твоим услугам, – сарацин склонился до самой земли. – Не окажете ли честь отужинать со мной? Для меня будет большой радостью, если…

– Охотно, – тут же согласился Хольгер. Он рад был, что платить по счету придется другому. Они сели. Коротенькая туника Алианоры явно удивила Сараха, но он тактично отвел глаза. Потребовал у хозяина принести образчики всех вин, отпил по глотку из всех кубков и выбрал к каждой перемене еды надлежащий сорт, Хольгер не удержался:

– Я думал, что твоя вера, сэр Сарах, запрещает пить спиртное.

– Ах, сэр Руперт, ты меня принял за кого-то другого. Я христианин, как и ты. Это правда, когда-то я сражался за язычников, но победивший меня рыцарь, честный и благородный, завоевал и мою душу для Истинной Веры. Но оставайся я приверженцем Магомета, все равно не осмелится бы быть столь неучтивым, чтобы не выпить за здоровье твоей госпожи, наипрекраснейшей из дам.

Ужин прошел в дружеской обстановке, за приятной беседой. Потом Алианора зевнула и ушла наверх спать. А Хольгер с Сарахом взялись за вино как следует. Датчанин, правда, сначала отнекивался, заявив, что не любит

Пить за чужой счет, но сарацин настаивал:

– Мне весьма лестно оказаться в обществе человека, который одинаково сложит балладу и преломит копье. Такие редко встречаются в этом диком пограничье. А потому не отвергай моего угощения, сэр Руперт.

– Ну да, здесь не самые лучшие места для путешествий, – согласился Хольгер. И добавил Зондируя почву: – Наверняка, сэр Сарах, тебя привели сюда важные дела?

– Да, я ищу одного человека, – пронзительные глаза сарацина уставились на него поверх кубка. – Может, ты слышал о нем? Он рослый и могучий, в точности как ты, только волосы у него светлые. Скорее всего он ездит на огромном вороном скакуне, а в гербе у него или черный орел на серебряном поле, или три сердца с тремя львами на ало-золотых полосах.

– Гм-м… – Хольгер погладил подбородок, стараясь сохранить спокойствие. – кажется, что-то я о нем слышал, но в точности не помню. Какое имя ты назвал?

– Я никакого не называл, – сказал Сарах. – Прости мне эту таинственность, но как его зовут, так и зовут. У него много сильных врагов, которые тут же ринулись бы по его следам, узнав, где он пребывает.

– Значит, тебе он друг?

Сарах сказал вежливо:

– Быть может, лучше будет, если мои побуждения останутся тайной. Не то чтобы я тебе не доверял, сэр Руперт, но у стен есть уши, и не только человеческие. А я чужой здесь – не только в этих краях, но и в этом времени.

– Что?!

Сарах зорко приглядывался к Хольгеру, словно ловя малейший оттенок его реакций: