Три сердца и три льва

— Когда нет друга, спина словно голая, — сказал он порывисто.

Сарах так и подскочил:

— От кого ты это слышал?

— Да просто в голову пришло. А почему ты спрашиваешь?

— Я знавал когда-то человека, так изъяснявшегося. По правде говоря, это тот, кого я ищу. — Сарах внимательно смотрел на него, наконец отвел взгляд. — Нужно что-нибудь съесть и собираться в дорогу. Лучше всего выехать завтра утром, как по-твоему?

Он был прекрасным застольным товарищем — шутил, пел, вспоминал довольно пикантные истории. Потом вместе с Хольгером проверил свое снаряжение. Доспехами Сараха были стальной панцирь, покрытый искусной гравировкой, остроконечный шлем с кольчужным назатыльником, защищавшим шею; наконец, наголенники, прикрепленные к высоким сапогам из мягкой кожи. На щите его была шестиконечная звезда, серебряная на голубом поле, а вокруг нее — золотые лилии на алом. Среди его оружия нашелся и лук со стрелами. Кобыла у него была белая, поджарая. Гнедого мерина Алианоры он одобрил, но сказал, что лучше будет купить еще и мула, на котором поедет Гуги с запасом провизии. Потом он еще долго высчитывал, что им еще купить, не переплачивая.

Когда они легли спать, Хольгер долго не мог уснуть. Он знал: какие бы меры предосторожности они ни принимали, фея Моргана узнает о цели их путешествия, если уже не узнала — и постарается им помешать, как только сможет.

Глава 18

Два раза они ночевали на крестьянских подворьях. Хольгер заметно уступал Сараху в красноречии и потому помалкивал. Сарацин говорил за двоих, был веселым, обходительным и уделял девушке все больше внимания — а Хольгер выглядел все более угрюмым и неразговорчивым. Он старался сохранять хладнокровие — в конце концов, какие он имел права на Алианору? — но удавалось это ему плохо.

На третий день села и пашни остались позади. Ночевали они в шалаше пастуха, рассказавшего им несколько жутких историй о диких, ужасных налетчиках, державших в страхе эти края. Наиболее кровавой славой пользовались тролли порой забредавшие сюда. Здесь кончались населенные христианским людом места — дальше были одни лишь владения каннибалов.

И вот наутро они стали подниматься в горы еще более высокие и крутые, чем на востоке. Алианора объяснила, что они оказались у подножия мощного хребта Ютун.

— По другую сторону хребта — только холод, мрак и льды, освещенные полярным сиянием. Там — края великанов.

Но цель их путешествия лежала гораздо ближе — на равнине у отрогов горных вершин. Однако впереди была самое малое неделя пути по трудному и опасному бездорожью.

Они проезжали меж валунов, покрытых шрамами от ледников; взбирались на пологие склоны, спускались со склонов; оказывались в пробитых ветром каньонах с острыми, как бритва, краями, таких узких, что дневной свет едва проникал в них. Лес остался позади, лишь росли там и сям скрюченные горные сосны, трава была редкая и жесткая, ветер, холодный даже в полдень, ночью становился ледяным. Облака проползали высоко в небе, бледное солнце не грело, а звезды казались зловещими льдинками. Часто приходилось переправляться через быстрые ручьи, стекавшие с гор. Тогда их кони напрягали все силы, сопротивляясь потоку. Лишь Гуги выходил сухим из этих переправ — его коротеньких ножек вода н достигала. Время от времени он жизнерадостно вопил: "Эгей, корабль на горизонте!", или "Обрасопить рифы!" — но забавлял этим лишь одного себя. Сарах нюхал табак, чихал и цветисто проклинал путешествие (он вообще отказывал этим местам в праве иметь нечто похожее на климат), но упорно ехал дальше.

— Когда я вернусь домой, — говорил он, — лягу на солнышке, под цветущим апельсиновым деревом. Невольницы будут наигрывать сладкие песенки и класть виноград прямо в рот. А чтобы сохранить форму, буду постоянно упражняться — два раза в день шевелить быстро пальцами. Когда продет пара месяцев и такая жизнь мне наскучит, отправлюсь на рыцарские подвиги — ну, скажем, в ближайшую кофейню.

— Ах, кофе… — вздохнул Хольгер. У него кончается даже выменянный у Унриха табак, или что это там было.

Время от времени Алианора превращалась в лебедицу и улетала на разведку. Как-то, на четвертый день путешествия, когда она скрылась из глаз, Сарах посмотрел на Хольгера с необычной для сарацина серьезностью:

— Хоть она и одевается довольно странно, девушку такую встретишь не часто…

— Знаю, — кивнул Хольгер.

— Прости нескромность вопроса, но бог дал мне глаза, чтобы я смотрел. Она ведь не возлюбленная тебе?

— Нет.

— Тем глупее ты выглядишь.

— Вот и я говорю, уж сколько говорю, — пробурчал гном. — Странный это народ — рыцари. Весь мир изъездят вдоль и поперек, чтобы девушку спасти, а потом не знает, что с ней делать. Везете ее домой к папе-маме, а если наберется смелости, то хватит его, чтоб на коленях ленту на память выпросить. Чудо, что они еще целиком не вымерли, рыцари-то, при таком-то к женщинам отношении…

Перед закатом солнца Алианора вернулась.