Три сердца и три льва

– На это не было времени, господин, – возразил князь. – Пока я добирался сюда, ребенка успели бы окрестить. Похищать детей становится все труднее.

– И все опаснее, Имрик.

– Да, господин, но разве оно того не стоит? Ты знаешь и без моих напоминаний, что человеку доступно многое, чего не способны совершить эльфы, тролли, гоблины и им подобные. Они могут работать с любым металлом, не страшатся святой воды и святой земли, произносят имя нового бога… Даже древние боги уступают порой в могуществе людям. Эльфы нуждались в таком, как он.

– Тот, кого ты оставил взамен него, ничуть не хуже.

– Верно, господин. Однако тебе ведь известен злобный нрав полукровок. В волшбе ему нельзя было бы доверять так, как доверяю я своему названому сыну. Если бы люди не обвиняли нас в кражах и не призывали своих богов отомстить за них, эльфам не пришлось бы устраивать подмен.

До сих пор разговор велся о том, что понимал всякий из присутствовавших в тронном зале, он тек неторопливо, в присущей бессмертным манере. Но вот голос короля посуровел.

– По-твоему, ему можно верить? Новый бог очарует его, и он потерян для нас навсегда. Уже сейчас он, пожалуй, чересчур силен.

– Нет, господин! – Скафлок выступил вперед и смело взглянул в лицо королю. – Я благодарен Имрику за то, что он спас меня от скуки и тягот смертной жизни. Я эльф разве что не по крови, младенцем я сосал грудь эльфийки, на языке эльфов я говорю и рядом с девушками эльфов сплю. – Он выпятил подбородок, словно бросая вызов. – Позволь мне, господин, быть твоим гончим псом, и я докажу тебе свою верность. Но помни, что собака, которую выгоняют из дома, превращается в волка и нападает на стада своего бывшего хозяина!

Услышав такие речи, некоторые из эльфов в смятении зашептались, но король кивнул и мрачно усмехнулся.

– Мы верим тебе, – сказал он. – И прежде бывало так, что людей принимали в Альвхейме и они вырастали могучими воинами. Но нас тревожит дар асов. Они следят за тобой, и цели их наверняка разнятся с нашими.

По залу пробежал ропот, кое-кто принялся чертить в воздухе руны. Имрик решил вмешаться:

– Господин, того, что предрекли норны,[19] не в силах изменить даже боги. По мне, будет трусостью отвергнуть такого человека из смутного страха перед завтрашним днем.

– Ты прав, Имрик, – произнес король, и совет взялся за обсуждение других дел.

Перед расставанием король задал прощальный пир. Великолепие королевского двора совсем вскружило Скафлоку голову. Он возвратился домой исполненный столь глубокого презрения к людям, что какое-то время всячески сторонился их.

Миновало пять или шесть лет. Эльфы оставались прежними, а вот Скафлок вырос настолько, что рабы-карлики Имрика вынуждены были перековать заново его доспехи. Он был выше князя и шире его в плечах и славился своей силой. Он боролся с медведями, выходил против диких быков и состязался в беге с оленями. В Альвхейме никто, кроме самого Скафлока, не мог согнуть его лук или поднять над головой топор, – впрочем, последний все равно был из железа.

Лицо его похудело, над верхней губой появились усы того же цвета, что и длинные волосы. С возрастом он сделался еще привлекательнее и непослушнее, частенько выкидывал что-нибудь этакое, озорничал и шалил. Проказник и непоседа, он то вызывал ветерок, чтобы тот поднял юбку у девушки, то бражничал с приятелями, то буянил ночи напролет. Ища выхода прибавлявшейся силе, он рыскал по округе в поисках опаснейшей дичи. Он охотился на чудовищ, что приходились родичами Гренделю,[20] он убивал их в собственных логовах, получая порой раны, исцелить которые могло лишь волшебство Имрика. Оправившись же, снова принимался за свое. Или бездельничал целыми неделями, лежал, закинув руки за голову и глядя на облака в вышине. Или, приняв обличье какого-нибудь зверя и обретя неведомые человеку чувства, носился по лесам и плескался в воде, резвился выдрой, трусил вприпрыжку волком или парил орлом.

– Трех вещей не знал я никогда, – похвалился он однажды. – Страха, горечи поражения и любовной тоски.

Имрик окинул его странным взглядом.

– Ты молод еще, – проговорил он, – чтобы изведать то, на чем строится жизнь смертного.

– Я больше эльф, чем человек, отчим.

– Пока.