Три сердца и три льва

Детство Скафлока было счастливым. Он играл с маленькими эльфами и с теми, кто населял холмы и распадки. То были колдовские угодья, и случалось, что забредшие туда смертные или их лошади домой уже не возвращались. Некоторые из этих существ дружелюбием не отличались, а потому Имрик приставил к Скафлоку своего дружинника.

Над водопадами, звонко перекликаясь, резвились духи. Скафлок не сразу приспособился различать их: очертания сверкающих тел зачастую сливались с радугой, что вспыхивала над водой на солнце. В лунные ночи, повинуясь зову светила, они выходили на сушу и рассаживались по берегам, обнаженные, если не считать венков из водяных лилий на волосах, и дети эльфов разговаривали с ними. Духам было о чем рассказать: о быстрых реках и о рыбе, что в них водится, о лягушках, выдрах и зимородках, о галечном дне и о глубоких омутах, где вода тиха и зелена, о прыжках в водопад и о нырянии в водовороты.

От болот же и от каровых озер Скафлока старались отвадить, ибо те, кто там обитал, отличались скверным и непредсказуемым нравом.

Он часто уходил в лес, чтобы пообщаться с робкими крохами-гномами, что носили серые и коричневые одежды и высокие колпаки и чьи бороды свисали до пояса. Они жили под корнями больших деревьев и радовались, когда к ним прибегали дети эльфов. Но взрослых они боялись и облегченно вздыхали при мысли о том, что ни один из них не проберется в их жилища – разве что он уменьшится до размеров гнома, чего при заносчивости и высокомерии эльфов можно было не опасаться.

В окрестностях замка проживали и гоблины. Когда-то они были могущественны, но Имрик прошелся по их землям огнем и мечом, и те из них, кто не погиб и не покинул родные места, начисто утратили былое величие. Они обычно селились в пещерах. Там-то Скафлок и отыскал одного из них, подружился с ним и сумел кое-чему у него научиться.

Однажды он услыхал в лесу звуки свирели. Они зачаровали его своей необычностью и привели в дальнюю лощину. Он ступал теперь почти неслышно, и существо догадалось о том, что за ним наблюдают, лишь увидев мальчика прямо перед собой. Оно внешне походило на человека, но вот ноги, уши и рога у него были козлиные. Оно наигрывало на тростниковых дудочках мелодию столь же печальную, сколь печален был его взгляд.

– Кто ты? – спросил изумленный Скафлок.

Существо уронило все свои дудочки, подобралось, будто собираясь убежать, но успокоилось и село на бревно.

– Фавн. – Произношение выдавало в нем чужака.

– А кто такие фавны? – Скрестив ноги, Скафлок уселся прямо на траву.

Фавн жалобно улыбнулся. Надвигались сумерки, на небе высыпали первые звезды.

– Я один в ваших краях. Меня изгнали.

– Где твоя родина, фавн?

– Я пришел с юга. Великий Пан умер, и в Элладе воцарился новый бог, имени которого я не могу произнести. Мы, древние, были ему не нужны. Жрецы вырубили священные рощи и понастроили церквей… О, я помню, как кричали дриады, их страдальческие голоса до сих пор звучат для тех, кто слышит. Я буду слышать их всегда. – Фавн покачал кучерявой головой. – Я бежал на север, но порой меня берет сомнение: может, те, кто остался, чтобы сражаться и умереть, были мудрее? Это все случилось давным-давно, маленький эльф, и я чувствую себя бесконечно одиноким. – В глазах фавна заблестели слезы. – Нимфы, фавны, сами боги превратились в прах. Храмы опустели и потихоньку рассыпались. А я – я брожу один в чужом краю, ваши боги презирают меня, а все прочие сторонятся. Это край туманов и дождей, суровых зим, студеных морей и бледного солнца, которое иногда выглядывает из-за туч. Где та вода, что сверкала как сапфир, где скалистые островки и теплые леса, где нимфы, что поджидали нас, где виноградники и инжир, отягощенный плодами, где величавые боги и высокий Олимп?..

Фавн бросил причитать, насторожился, прислушался – и был таков. Оглянувшись, Скафлок увидел дружинника, который всюду сопровождал его.

Однако днем он странствовал в одиночку. Имрик считал, что со стороны смертных мальчику ничто не грозит, а раз солнечный свет ему не страшен, пусть себе гуляет. Скафлок забирался в своих скитаниях гораздо дальше, чем любой другой из детей эльфов, и вскоре узнал окрестности Эльфхьюка, пожалуй, получше иного смертного, прожившего тут всю жизнь.

Среди диких зверей доброжелательнее всего относились к эльфам лисы и выдры, будто бы состоявшие с ними в отдаленном родстве. По крайней мере, эльфы понимали язык и тех и других. Лисы показали Скафлоку тайные лесные и луговые тропы и растолковали, на что и как надо смотреть в лесу, чтобы не заплутаться и не попасть в ловушку. Выдры поведали ему об озерах и ручьях, научили плавать и прятаться в укрытии, в котором тело твое помещается едва ли наполовину.

Он приятельствовал и с остальными животными. Самые робкие из птиц садились к нему на ладонь, когда он высвистывал призывный клич; медведь дружелюбно ворчал, когда Скафлок заглядывал в его берлогу. Олени, лоси, зайцы и тетерева остерегались его, потому что он на них охотился, и то мальчик ухитрился завести дружбу кое с кем из них. Словом, звери приняли его.