Три сердца и три льва

Мелодия звучала так громко, что ее было слышно, наверное, и на окраинах города. И она была нескончаемой. Хор пел беспрерывно. Всегда под рукой были священники, прислужники, псаломщики, пилигримы, чтобы заменить уставшего певца или певицу. Любого и любую из участников хора.

Мне стало не по себе, как подумал, что дни и ночи напролет людям приходится слушать гимны. Если человек живет в Силоаме, пусть даже он не иоаннит, вероятно, его сознание скоро перестает воспринимать это пение. Но разве не будут постоянно проникать эти звуки в его думы, сны, грезы? Наконец, в саму душу?

Я не мог объяснить, что я сейчас чувствовал. Словами этого не выразишь. Но с каждым ярдом ощущение делалось все сильнее. Ощущение враждебности… или истины, которую я просто не способен воспринять?

Привратник у входа был приятным на вид молодым человеком. Волосы как пакля и голубые глаза. Таких американцев любил описывать Уолт Уитмен.

Я припарковал метлу (участок был огромен, пуст и погружен во тьму), подошел к нему и спросил, можно ли войти. Мгновение он рассматривал меня, потом осведомился:

– Вы не причастник?

– Н-нет.

Я был несколько ошеломлен.

Он захихикал:

– Знаешь, чего я тебе скажу? Они уже дошли до «Эльфуэ». Погоди, пока закончат молиться Марии, и входи.

– Извините, я…

– Все, ладно. Веди себя тихо, никто на тебя и не взглянет. В теории ты все равно проклят. Сам-то я в это не верю. Знаешь, чего я думаю? Моя девушка – методистка. Священники тянут волынку, не разрешают мне жениться на ней. Но все равно не поверю, что ей гореть в аду…

Тут он понял, что слишком распустил язык.

– Чего это ты явился так поздно? – спросил он. – Туристы обычно бывают у нас в дневное время.

Я решил, что он не принял обет, просто вольнонаемный. И не более фанатичен, чем обычный средний христианин. Короче говоря, принадлежит к тому большинству, какое есть в любой организации, в любой стране.

Я был готов к такому вопросу и ответил:

– Я путешествую по делам. Получил указание посетить ваш город сегодня рано утром. Задержался и прилетел сюда только сейчас. Ваш хор так знаменит, что не хотелось бы упускать случая послушать его.

– Спасибо. – Он протянул мне брошюру. – Правила знаешь? Входить и выходить через главный вход. Займешь место в языческом… э-э… туристском приделе. Не шуметь, не фотографировать. Когда захочешь уйти, иди тихо тем же путем, которым пришел.

Я кивнул и пошел к двери. Мощеный двор, в нем – вспомогательные здания, выстроившиеся квадратом вокруг собора. Там, где здания не соединялись впритык, между ними поднимались стены, оставляя лишь три прохода с решетчатыми воротами. Учрежденческие, жилые, складские здания выглядели одинаково. Точнее – однообразно. Кое-где виднелись фигуры неспешно идущих куда-то людей. Мужчин трудно было отличить от женщин. И на тех и на других были одинаковые рясы с затеняющими лица капюшонами.

Мне вспомнилось, что иоанниты никогда не были замешаны в любовных скандалах. И это при том, что они практиковали как секс, так и безбрачие. Их монахи и монахини не просто прошли посвящение. Они посвященные. Иоаннизм превзошел баптизм и оставил далеко позади обычные ритуалы и элементарную перемену имени (последнее соответствовало принятой в петристских церквях конфирмации. Кстати, прежнее имя оставалось и использовалось во взаимодействиях со светскими властями).

Годами посвященные умерщвляли плоть, дисциплинировали дух, занимали свой мозг тем, что их святые книги называли «божественным откровением», а неверующие, принадлежавшие к другим церквям, именовали претенциозной чепухой. Нередко это «откровение» считали нераспознанным дьяволопоклонством.

«Да провались оно все…» – подумал я.

Мне необходимо сконцентрироваться на том, что я обязан сделать. Нет сомнения, что эти тихие унылые фигуры в рясах в случае нужды будут действовать быстро и энергично.

…Невозможно отрицать подавляющее впечатление, производимое собором вблизи. А доносившееся из него песнопение заставляло думать, что оно заполняет всю ночь…

Сохранившиеся у меня чувства волка начали отказывать. И хорошо, потому что окружающая обстановка и так угнетала и пугала чуть ли не до смерти. Кожа покрылась едким потом, его холодные капли струйками сбегали по телу, и резкий запах пота бил в ноздри. Весь мир окутался дымкой нереального, весь мир заполнила безжалостная мелодия.

Но Валерия оставалась в аду…

Я остановился там, где смутный колеблющийся свет был сильнее всего, и прочитал брошюрку. В ней меня вежливо приветствовали и излагали те же правила поведения, о которых мне поведал привратник. На задней обложке был начерчен поэтажный план базилики главного здания. Других схем не было, но я понимал, что на всех этажах как северной, так и южной стороны есть еще много помещений. Есть они и в башне, и даже в куполе. Не составляло секрета, что под собором располагались обширные подземелья. Там проводились обряды. Некоторые обряды, во всяком случае.